Что-то снова кольнуло, теперь другую руку, но в тот же миг мужчина вдруг прижался всем телом, к уже обнаженной возлюбленной, впился в чуть припухшие губы с новым невероятным вожделением, удерживая её распростёртой на пёстром покрывале. Ева тихо застонала, голова её кружилась, сердце бешено стучало.
— Я хочу большего, — задыхаясь прошептала она, на миг прерывая поцелуй. — Прошу тебя…
Девушка попыталась освободить свои руки, чтобы обнять любимого, стянуть с него распахнутую рубашку, прильнуть к широкой груди, но он не отпустил, а сил сопротивляться совсем не было, и головокружение становилось всё сильнее.
— Как я хочу тебя, — раздался хрипловатый нетерпеливый шёпот Тимора в шуме неровного дыхания. Горячие руки скользнули под спину Евы, обвили, прижали так крепко, что стало больно. Она снова попыталась ответить на жадные объятья, но собственное тело отказалось повиноваться. По спине пробежала дрожь, умопомрачительный жар желания вдруг превратился в леденящий холод, расползающийся от кончиков пальцев по всему телу неприятным ознобом. Руки почему-то стали влажными, скользкими, противно липкими.
— Я так люблю тебя, — тихий голос мужчины потерял оттенок страстного вожделения, задрожал.
Девушке хотелось испугаться, хотелось опомниться, ответить, но всё вокруг быстро тонуло в темноте, а тело совсем перестало слушаться и ощущаться, даже онемевшие губы не в силах были прошептать ответное признание.
Тимор сидел на постели, с ужасом глядя в потухающие глаза любимой, прижимая к себе её холодеющее тело. Всё, чего ему хотелось — вернуться на несколько минут назад, в тот миг, когда он решился незаметно достать нож, рискнул воспользоваться безумной страстью, ослепившей девушку, зная что она почти не почувствует острия тонкого лезвия, разрезающего её пульсирующие вены, оставляя на бледной коже запястий кровоточащие изогнутые линии. Вернуться и не позволить себе этого. Отдаться безумной, пылающей жажде и ни о чём потом не жалеть. Но теперь… Теперь Ева умирала у него на руках, и пути назад не было.
— Я так люблю тебя… так люблю, — продолжал исступлённо шептать мужчина, прижимаясь щекой к ещё чуть тёплой груди, когда её затуманенные глаза бессильно закрылись, а сердце еле слышно сжалось ещё несколько раз и беспомощно застыло, отпуская трепещущую птицу души из клетки бездыханного тела.
Волку безумно хотелось взвыть от яростной, лютой тоски, убивающей всё живое в скованном болью сердце, от чёрной пустоты, выжигающей мечущиеся мысли, от чудовищного, безжалостного отчаяния, поглощающего душу. Но всё, что он мог — прижимать к себе безжизненное тело возлюбленной, ощущая последнее уходящее тепло её крови, пропитавшей, не остывшую ещё от жестокой страсти, постель.