Люция упала навзничь. Локти и затылок прострелило беспощадной болью. Девушка лежала, смотрела в закопчённые потолочные балки, и с ужасом осознавала степень своего унижения — мокрая, липкая, щедро сдобренная солью, с задравшимися до бёдер юбками. Куда уж хуже-то? Поняв, что ситуация безнадёжна, она решила не вставать, а тихонько умереть от стыда прямо здесь — в луже кваса на дощатом полу. Но умирать было нельзя, оставалась ответственность за другого человека, ну да, того, который приземлился с противоположной стороны стола. Приземлился и с тех пор не издал ни звука…
— Эй, вы там как? Живы? — Люция вытерла лицо подолом нижней юбки.
Тишина. Только звонко капает со стола квас.
— Эй… — девушка встала на четвереньки и двинулась под стол, миновала безвольно раскинутые ноги в тяжёлых сапогах и, наконец, дотянулась до руки Тороя. — Эй…
— Барышня, — задумчиво изрёк он, — а вам, как я погляжу, опасно отказывать.
— Так вы живы?! — возмутилась Люция. — Чего же молчите-то?!
Он хмыкнул:
— Вспомнил ваши трогательные панталончики и застеснялся…
Багровая краска залила щёки незваной гостьи.
— Ещё хоть слово… — и девушка отвела в сторону ладошку, явно обещая тем самым увесистую пощёчину.
Однако в этот миг Люция словно увидела себя со стороны — сидит она, приличная девушка, в сыром, хорошо просоленном платье, и насквозь мокром лифе перед малознакомым мужчиной. При этом вышеупомянутый мужчина без стеснения её разглядывает. Точнее даже не совсем её, а лиф. И даже не совсем лиф, а то, что под ним.
Девушка запоздало съёжилась, зашарила по груди руками и, растеряв справедливый гнев, пискнула:
— Да отвернитесь же!
Торой усмехнулся, поднялся и рывком поставил на ноги пятнистую от смущения и злости Люцию. Та, конечно же, сразу попыталась, не теряя достоинства, высвободиться. Надо сказать, высвободиться у неё получилось без труда, а вот с достоинством вышло не очень, ибо нелегко сохранить царственность, смущённо прикрывая руками грудь.
— Ну, чего глаза-то распялил? — со слезой в голосе прикрикнула девушка.
Торой, наконец, перестал смущать её любопытным взглядом и укорил:
— Барышня, а выражаетесь, как простолюдинка…
В ответ на эти слова Люция заносчиво вскинула голову и постаралась пронзить нахала взглядом. Мол, как ты смеешь делать мне замечания? Ты — аферист, пройдоха, маг, исключённый из Великого Совета за какие-то тёмные делишки. Иными словами, человек с дурными манерами, которого и не повесили, наверное, только потому, что жалко на эдакую пакость верёвки.
Увы, испепелить Тороя пламенеющим взором не получилось. В отместку на молнии, что метала Люция, он с гаденькой усмешкой посмотрел на ту часть тела, которую девушка столь трогательно прикрывала руками. Поняв, что и в этой бессловесной перепалке она тоже проиграла, Люция, наконец, взмолилась: