Больше Александр Дюма-сын слыхом не слыхал о Владимире Шувалове, однако эта встреча произвела на него известное впечатление. Русский герой его романа «Дама с жемчугами» носит имя Владимир, а мировая афористика благодаря этой встрече обогатилась следующим геономическим наблюдением: «Любой поляк зовется Станиславом, все шотландцы Maк-Дональды, и все русские – Владимиры».
Но он так и не узнал, что случайно встретил человека, который мог ответить бы на все его вопросы о Лидии и даже поведать о ней многое, о чем ее бывший любовник даже не подозревал.
Ирония судьбы, как принято говорить в таких случаях!
* * *
А Лидия? Бедняжка Лидия, происками интригана-супруга возвращенная к нему и разлученная с милым Александром?
Что сталось с ней?
Конечно, сначала она ужасно рвалась обратно в Париж, однако Дмитрий не отпускал ее от себя ни на шаг, несмотря на все рыдания и стенания. Он неустанно упрекал ее за неприличное поведение, за пристрастие к карточной игре, за проигрыш фамильного перстня, который он – по его словам – смог выкупить лишь за большие деньги, да и то случайно…
Лидия, впрочем, не была так глупа, как казалась всем, кто ее знал. Она прекрасно понимала, что стала жертвой интриги, задуманной и осуществленной ее ревнивым и хитроумным супругом. Шуазель был его агентом, столь же исполнительным, сколь и мстительным. Очень возможно, что Дмитрий знал: у его агента были свои поводы исполнить поручение с блеском! Возможно, Шуазель поведал Дмитрию, за что в свое время угодил на каторгу…
При воспоминании об исповеди Шуазеля о его пребывании в Тулоне Лидию, хоть она была не из трусливых, начинала бить такая же дрожь, какая била ее тем поздним вечером в карете мстительного Вольдемара. Какое еще счастье, что он предпочел забрать перстень, а не дать волю своей ненависти к Лидии!
Хотя… это ведь как сказать…
Лидию так и подмывало задать мужу вопрос: а знает ли он, как именно отомстил ей Шуазель и не была ли пресловутая фелляция тоже им, Дмитрием Нессельроде, санкционирована? Она долгое время строила планы ответной мести мужу: представляла, что бы с ним стало, расскажи она, как стояла на коленях перед Шуазелем и что при этом было у нее во рту, – однако, по зрелом размышлении, решила молчать. Дмитрий слишком ревнив для того, чтобы допустить такое. Узнай он о сцене в карете Шуазеля, пожалуй, убил бы своего агента… А заодно и Лидию!
Поэтому ей оставалось только плакать, потому что хотелось и жить, и отомстить. И так сладостно вспоминался возлюбленный Дюма, навеки теперь потерянный… и навеки потерянный Париж: даже идиоту было ясно, что в Париж ей теперь дорога закрыта!