Соня устроилась в уголке, спрятав руки в рукава. Даже сквозь валенки проникал мороз, и ногам было неуютно. А трамвай грохочет, и конца не видно пути.
Все-таки доехали. Соня соскочила с подножки и почти побежала к заводу. Невдалеке от проходной ее нагнала Люба Иванова. Она в телогрейке, из-под красного берета видны почти такие же красные уши, на ногах у Любы — туфли с калошами, которыми она гулко стучит по обледеневшей дороге.
— Не замерзла? — улыбаясь, спрашивает Люба.
— Нет. А у тебя, наверное, ноги… Надо было тоже валенки надеть.
— У меня их нет, никогда не носила. Пойдем быстрее?
— Пошли.
Наконец они добегают до цеха. Но в цехе сегодня холодно, плавильное отделение не работает, и батареи чуть-чуть тепленькие: ради воскресенья топят слегка, чтоб только не промерзли трубы.
— Вадим, просто невозможный мороз, — говорит Люба, но голос у нее веселый, словно она радуется этому морозу.
— Надо отменить воскресник. Без носа останешься, — ноет Толя Игнатов.
— Правильно! — кричит Зина Огаркова. — У кого такие длинные носы, как у Толи, — отпустить домой!
Молодежь хохочет. У Игнатова, в самом деле, нос великоват.
— Ну как же тебя будут парни любить, — шепчет Вера на ухо Зине, — если ты так с ними обращаешься!
— А, все равно, хуже не будет! — отчаянно отмахивается Зина.
Народу собирается все больше.
— Хорош морозец, молодежь? — спрашивает Минаев.
— И в Сибирь ехать не надо.
— Может, пойдем на улицу, погреемся? — предлагает Петр Антонович.
— Пора, — соглашается Вадим. — Уже восемь.
Еще совсем темно. А до чего ж морозно! Страшно прикасаться к этим покрытым белой изморозью железным трубам, кажется, никакие рукавицы не спасут от их обжигающего холода.
— Смелее, ребята, — говорит Вадим и первым хватается за трубу.
Ему ничего, привык в армии. Телогрейка наполовину расстегнута, шапка на макушке, лицо разрумянилось. За другой конец трубы хватается Костя Жарков, и они почти бегом тащат ее в новый склад. Следом за ними поднимают такой же груз Андрей и Петр Антонович. Толя Игнатов один носит охапкой мелкие заготовки, держа их на вытянутых руках. У Толи посиневшее и до того печальное лицо, что, кажется, он вот-вот заплачет. Ему жаль, что пропал выходной, но не прийти нельзя было: член бюро.
У девушек работа полегче — они во дворе разгребают снег, выковыривают всякий хлам и все это на носилках таскают метров за сто на свалку. Люба приплясывает в своих калошах и уверяет всех, что ничуть не холодно, это просто кажется. Вера время от времени трет рукавичкой нос. Зина Огаркова громко ругает мороз. Но в общем дело идет.