На самом деле бедная Зинка вовсе не была ему нужна. Взглянуть на склоненную Сонину головку. Поймать взглядом ревнивый румянец на ее щеках. Почувствовать, что она страдает, страдает из-за него — вот что ему было нужно.
Сонька еще вернется. Она мучается, раскаивается. Только не хочет смирить свою гордость. Но этот миг придет, скоро, быть может, сегодня…
Оказалось — нет, не сегодня. У модельщиц вышла какая-то заминка с составом, и их отпустили с работы на полчаса раньше. Ни Сони, ни Зинки. Аркадий сам не ожидал, что это так огорчит его. А впереди — долгий вечер. Куда же? К Левке?
И вдруг он подумал, что если бы не Левка, они не поссорились бы с Соней. «Вот далась мне эта Сонька! — одернул себя Аркадий. — Приворожила, что ли?»
Он никак не мог освободиться от странной ее власти.
Скорее назло Вадиму, чем на самом деле, Аркадий подружился с Андреем. Часто виделся и с Левкой. Не пропускал ни одной кинокартины. Однажды даже позвонил своей прежней знакомой Талочке и назначил ей свидание. Но все это только раздражало его и усиливало бессмысленную, неотвязную тоску о Соне.
Левка и Борис — они до тошноты надоели своими однообразными разговорами о девочках, о серости жизни и о том, как бы раздобыть денег. Кинокартины Аркадий всегда смотрел со скептической усмешечкой. Талочка со своими ужимками, резким голосом и ненатуральным, часто беспричинным смехом была ему неприятна. И потому на вопрос, когда они встретятся вновь, Аркадий грубо ответил: «Никогда», и Талочка, обиженно поджав губы, поплелась домой одна. Андрей…
Да, пожалуй, самое лучшее все-таки Андрей. Забавный малый. Как мальчишка, мечтает о каких-то подвигах. Говорит — ни разу не был влюблен, ждет чего-то необыкновенного. Угощает Аркадия всякими идейными речами, не понимая, что не в коня овес.
А все-таки чем-то он нравится Аркадию. То ли своей новизной — Аркадий никогда прежде не дружил с людьми, которые больше живут мечтами, чем земными радостями. То ли добротой. Все они там, на бюро, рычали на него, один Андрей подошел по-человечески. И вообще в общежитии весело. Люба с Сашкой, готовясь к заводскому фестивалю, часто поют дуэтом под гитару. Люба чувствует себя в общежитии свободно, иной раз ворчит на Сашку, словно жена. Аркадий не позволил бы, а Сашка чуть ли не гордится этим. Случается, Аркадий, взяв гитару, тоже поет. У него порядочный запас грустных романсов — о разбитой жизни, о безответной любви. Он может петь даже под Вертинского и порою, увлекшись, томится искренней грустью, будто что-то потерял в жизни. На самом деле он ничего не потерял. Стоит ему захотеть… Но нет, пусть она еще помучается, тогда больше будет ценить и перестанет ломаться.