— Хотел я, — склонившись к самому лицу Лиды, сказал Григорьев, — да бабка Лиходеева отсоветовала. «Разве, говорит, она больше меня понимает? Кабы доктор, а то фельдшерица». Травами поила Тоню, теперь горшок на живот поставила, а той все хуже. Тетка она ей, жене-то.
— Вот умрет из-за вашей бабки жена — будете знать.
— Ты не дай помереть, — попросил Григорьев. — Ты же все-таки училась, понимаешь в медицине.
В избе, куда вошли Григорьев с Лидой, царила тишина. Двое мальчиков-дошкольников смирно сидели в кухне на лавке.
— Что мать? — спросил Григорьев.
— Стонет, — сказал старший.
Лида сбросила на лавку плащ, прошла в горницу. У кровати больной сидела не одна бабка Лиходеева, а целый консилиум из трех старух.
Больная лежала высоко на подушках, бледная, с растрепанными волосами и закрытыми глазами. Стиснув зубы, она тихо стонала. На животе у нее громоздился опрокинутый глиняный горшок.
— Полегчает, — сказала бабка Лиходеева, глядя мимо Лиды на остановившегося в дверях Григорьева. — Я ей маленько живот поправила, кишки у ней с места сдвинулись, видать, тяжелое подняла.
— А ну, выйдите отсюда, — потребовала Лида.
— Она мне не чужая — племянница, — обиженно возразила бабка Лиходеева, — я ее на руках вынянчила.
— Уйдите, мамаша, — сказал Григорьев тихо, но непреклонно.
Бабка что-то пробормотала под нос, но вышла. Другие старухи без сопротивления последовали за нею.
Лида сняла горшок и осторожно потрогала Тонин живот. Та застонала громче.
— Полегче, — попросил Григорьев.
— Уйдите тоже, — прикрикнула на него Лида.
Она впопыхах забыла забежать за фонендоскопом и теперь выслушивала сердце, приложив ухо к груди. Сердце билось с перебоями, временами совсем заходилось, и пульс был неровный, слабый. С первого раза Лида не поняла, что у больной. Похоже было на острый приступ аппендицита, а мог быть и заворот кишок. Лида снова принялась исследовать живот.
— Операцию надо, — сказала Лида Григорьеву, который все-таки остался в горнице. — Сидите сами возле нее, старух не подпускайте. Я побегу в сельсовет, в больницу позвоню, потом за лекарствами заскочу в медпункт и вернусь.
— Не перенесет она дороги, — подавленно проговорил Григорьев.
— Ты ее прежде смерти не отпевай, — оборвала Лида. — Ждите меня, я скоро.
И она выскочила из избы, на ходу запахиваясь в плащ.
Сельсовет оказался на замке. Лида сбегала к сторожу, отругала его — зачем не сидит в сельсовете, взяла ключ, принялась звонить. В трубке сипело и пищало, то не проходили гудки, то никто не отвечал. Наконец ей удалось дозвониться до дежурного врача. Лида рассказала о больной.