Судья еще не успела завершить фразу о том, что слово предоставляется государственному обвинителю, как Гришайло вскочил с места, словно отскочивший от пола мячик.
– Пожалуйста, Виталий Титович, – то ли подбадривая, то ли осаждая его пыл, добавила Зуева. А про себя подумала: «Колобок. Ну, вылитый колобок, только в форме». Она едва удержалась от смеха.
Словно вновь угадав, о чем подумала эта бывшая красавица Зуева при виде его нелепой и никак уж не статной фигуры, Гришайло незамедлительно решил произвести впечатление своим действительно значительным голосом.
Виталий Титович деловито кашлянул. Потом, немного помедлив, извлек из бокового кармана синего форменного кителя платок, отер им пот с блестящей, как полированный шар, лысины.
– Ваша честь! – кивком головы он поприветствовал судью. – Уважаемые присяжные! – отвесил он реверанс и в их сторону. – Грустно сознавать, что мне приходится участвовать в процессе вершения правосудия по столь одиозному делу, каким является данное. И пусть вас не обманывают ощущения. Продолжается все тот же суд, который мы внутренне ведем каждый с самим собой – дома, на улицах нашего чудесного старинного города – с той самой поры, когда эта судебная история стала достоянием общественности. Я вижу среди вас, уважаемые присяжные заседатели, многих из тех, кого регулярно встречаю на наших улицах. Я заглядываю вам в лица и вижу в них немой укор, обращенный ко мне не только как к районному прокурору, но и как к земляку. Ваши глаза спрашивают меня: как это могло случиться? И вот сегодня я понимаю, что вы хотите наконец услышать голос правды, принципиальный голос справедливости, голос закона! Мне ужасно стыдно сознавать, что… – тут обвинитель с известной долей издевки указал на сидящего за решеткой Сироткина – …правосудие над этим человеком в его истинном смысле, увы, все еще не свершилось. И именно этот неоспоримый факт точит мою душу. А теперь позвольте мне рассказать, господа присяжные, в чем конкретно обвиняется подсудимый Сироткин.
Гришайло уже уловил, что его внимательно слушают. Он сумеет сделать так, что и дальше будут внимать каждому его слову. Потому что, собственно, он – часть общественности, плоть от плоти ее. Он выражает мысли всех горожан, независимо оттого, что их сегодня и нет в зале. Он с народом. Полсотни страниц – текст его вступительного слова – лежали на столе, и он картинно брал листок за листком.
Зуева с удовлетворением отметила, что присяжные смотрят не на прокурора, а на стопку страниц, с нетерпением подсчитывая в уме, сколько времени займет их чтение. На это она и рассчитывала. Монотонный ход процесса давал ей прекрасную возможность в нужный момент короткими репликами управлять ситуацией. Это только внешне судья может показаться беспристрастным наблюдателем. На самом деле он, как арбитр на поле, способен исподволь влиять на игру, ломая ее темп. И зачастую владение этим тонким искусством оказывается не менее ценным в их ремесле, чем идеальное знание законов, красноречие прокурорских и адвокатских чинов. Она, разумеется, не могла не оценить по достоинству «преамбулу» Виталия Титовича. Что может, то может!