Закон. Единственный закон, который он ни разу не нарушил.
Он нарушил его сейчас, впервые. Решение пришло мгновенно и неожиданно.
— Знаешь, куда вези? Помнишь, где наша графиня обретается? Вчерашняя?
— А как же, — рассмеялся шофер.
— Вот, давай туда, — распорядился Дима. — У нее там паренек бегал… Смешной. Вот мы ему и подарим.
Почему он так решил? Он вспомнил эту женщину, растерянную, невыспавшуюся, вспомнил ее глаза, ее слова, обращенные к матери: «Мама, это правда? Что же ты молчала, мама?»
Это его, Димина, вина. Бесцеремонно, по-хамски вторгся в чужую жизнь. Ну и что? Он перед столькими виноват. Что, у всех просить прощения? Жизни не хватит.
Дима вышел из машины, остановился у подъезда панельной четырехэтажки. Кивнул Владику — тот принялся выгружать из машины пестрые коробки.
— В дом вносить, Дмитрий Андреич? — Охранник уже подошел к подъезду, держа в растопыренных руках груду коробок.
— Подожди, я тебе дверь открою. — Лет сто он не открывал никому дверь, это перед ним, перед Димой, двери распахивали. — Входи, — добавил он, посторонившись. — Квартиру помнишь?
Он вошел вслед за охранником в сумрачный подъезд. И остановился тут же, глядя во все глаза на Нину.
— Здравствуйте, — сказала Нина, выжав половую тряпку. — Вы снова к нам?
Она стояла на лестничной площадке между первым и вторым этажами. Швабра… Ведра с мыльной водой… Дима перевел взгляд на ступени лестницы. Влажные ступени матово поблескивали. Надо же! Значит, она еще и лестницы моет, бедняга. Посудомоечной ей мало…
— Вы к нам? — повторила Нина, наматывая тряпку на швабру.
— К вам, к вам. Давай неси наверх коробки. — Дима подтолкнул Владика в спину.
— Это что? — Нина проводила охранника взглядом. — Кому?
— Сыну вашему, — пояснил Дима, все еще стоя внизу и глядя на Нину снизу вверх. — Это ведь сын был? Вчера, на кухне?
— Внук, — парировала она со злым вызовом.
— Ну, зачем вы так? — усмехнулся Дима, медленно поднимаясь по скользким мокрым ступеням. — Я просто уточнил.
— Я знаю, я иногда на все пятьдесят выгляжу. — Она торопливо заправила под косынку выбившуюся прядь. — Когда три ночи подряд без сна.
— Когда три ночи без сна, я тоже на «полтинник» тяну, — хмыкнул Дима. Теперь они стояли рядом возле ведер с водой. — Это железная дорога. Сыну вашему. Как его зовут?
— Вовка.
Нина прятала глаза, стараясь отвернуться от него, отойти подальше, в тень. Взяла швабру, принялась драить лестничную площадку. Только бы он не смотрел на нее, ненакрашенную, усталую, в этой косынке, в этом дурацком комбинезоне спецназовском, на три размера больше, чем нужно, купленном по дешевке у пьяненького отставного вояки.