Улыбка извращенного удовлетворения сделала губы Прескотт еще более тонкими.
— Думаю, что на сегодня вы принесли достаточно зла, не так ли? Лучше бы вы позволили мне теперь позаботиться об этом. Кроме того, вы собирались отложить решение этой проблемы на шесть месяцев.
Ее тон выражал, что ничего не произойдет, если он примет ее совет.
— Днем раньше — днем позже, что случится?
— Полагаю, ты права, — неохотно согласился Картер.
На самом деле он успокоился, что у него есть уважительная причина, чтобы уехать. Слава Богу, что у него есть старая, надежная Прескотт. Он одарил ее благосклонной благодарной улыбкой.
— Я знаю, что могу доверить тебе все заботы об этом.
— Разве когда-то было по-другому?
Она посмотрела на него испытующим взглядом.
— Но ты должен был сказать мне, что она любит тебя.
Картер опять посмотрел на часы.
— Позвони мне завтра. В любое время — можешь поздно. Я хочу быть в курсе дальнейших событий.
— Конечно.
— Ты уедешь, как планировала, сегодня в Нью-Йорк?
— Конечно. И думаю, что это будет лучшим вариантом, — поспешно прибавила Прескотт, стремясь сложить вещи до возвращения Анхелы, — если мне не придется вести ее назад в моей машине. В таком состоянии она может неизвестно что рассказать шоферу.
— Но сначала ты должна будешь добиться от нее подписать этот чертов документ.
Если отец обнаружит, что он не смог порвать с Анхелой, он вообще больше не захочет его слушать.
— Положись на меня, Картер. На этот раз мы имеем дело не с одной из твоих сучек.
Ее тон был резче, чем она намеревалась, но она была расстроена, что он не посвятил ее полностью в свое дело.
— Я обо всем позабочусь так же, как это было всегда.
Картеру было неприятно вспоминать, как она покрывала и вытаскивала его из многих очень сложных ситуаций. Она обращалась с ним, как со слабым непослушным ребенком, словно взяв уроки у его отца! Но он все еще позволял ей это, так как в присутствии других она вела себя очень достойно по отношению к нему.
Она была единственной женщиной, которую он не смог совратить. Она также была единственной женщиной, за исключением его прелестной, но глупой и ветреной матери, перед которой он не испытывал угрызений совести. Если кто-то и мог его вывести из себя, так это была Прескотт, и это было еще одним ее преимуществом. Он озарил ее, по его понятиям, своей самой обезоруживающей улыбкой.
— Позаботься обо всем, Прес, и за это я тебя хорошо отблагодарю.
Она странно посмотрела на него и отвернулась, прежде чем он смог понять этот взгляд.
— Я буду ждать твоего звонка, — напомнил он, уходя через боковую дверь как раз в тот момент, когда вернулась Анхела.