— Но вы уже нужны мне, и совсем рядом с домом, с вашим домом, если вы его так называете. Фарр, мне нужна была эта земля за озером, о которой мы заключили сделку вчера, по нескольким причинам. Одна из них в том, чтобы предоставить вашей кузине, возможность воплотить свои оригинальные идеи в жизнь.
— Почему она должна соглашаться работать?
— Но, — решительно начала Соня. Где-то вдали часы на деревенской часовне методично отбили шесть ударов.
— Тетя Серена ждет вас.
Соня со злостью подчинилась принуждающей силе спокойного взгляда Майкла Фарра. Когда он взял со стола ее перчатки и встал позади, Соня сказала:
— Я принимаю ваше предложение, мистер Брандт.
— Оба? — спросил он в ответ и рассмеялся. Позже, когда они с Майклом рядом зашагали к Серене Фарр по мягкой и упругой лужайке, он спросил:
— А сейчас объясните мне, что он имел в виду? Итак, Брандт сделал вам два предложения? — вслух продолжил свои рассуждения Майкл. — Одно из них случайно не касалось замужества?
— Даже если так? Даже если я приняла его? Ведь я не должна отказываться от предложения лишь потому, что вы вынудили меня переехать сюда?
— Это зависит от того, кто делает это предложение. Вспомните, я был первым. И вы сразу же отвергли меня.
Соня остановилась и гневно посмотрела на него.
— Не напоминайте мне о вашем фантастическом предложении. Каждый раз, когда я думаю об этом, я прихожу в ярость.
— Не думайте об этом.
— Это не поможет. Оно вспыхивает в моей голове, как неоновые вывески, каждый раз, когда я вижу… — она резко оборвала свои слова. Как глупо было с ее стороны дать ему понять, что она помнит об этом.
— Тогда считайте, что я не говорил «Не думайте об этом».
Его низкий, насмешливый голос заставил Соню покраснеть. Она сердито посмотрела на него и открыла рот, но прежде чем успела что-либо сказать, Майкл добавил:
— Потому что предложение остается в силе.
Часом позже Соня переодевалась в своей гардеробной. Она сменила свое тонкое зеленое платье на шелковый халат, оттенок которого в точности соответствовал цвету розы сорта «Американская Красавица» Все это время ее что-то мучило, не давало покоя, жгло, и невозможно было разобраться, откуда эта боль, где она.
Она смотрела на свое отражение в огромном зеркале — на девушку, распустившую волнистые темные волосы. Она была непозволительно груба с Майклом Фарром, но разве не он сам спровоцировал ее на это? Как низко с его стороны напоминать ей, что его предложение выйти за него замуж все еще остается в силе, когда он все время давал понять, что не верит ей! Неужели он полагает, что она так провинциальна, что не сможет распознать в нем многоопытного прожигателя жизни! Он заставил ее проявить самое худшее в ней; она никогда раньше не подозревала, что может идти наперекор чьему-то мнению, пока в отчаянии и решимости не переступила однажды порог его офиса. В том, что она пришла к нему, была виновата эта проклятая болезнь, слабость, это странное, даже физическое ощущение того, что тебя куда-то несет, а ты ничего не можешь поделать, и только одна мысль остается в голове — что она оставляет Дики одного. Это болезнь виновата в том, что она не до конца сдержала обещание, данное Руби, обещание, которого не следовало давать. Теперь Соня это понимала. Первую его часть она выполнила — написала Гаю Фарру, что его жена и ребенок умерли. Но хотя она всего лишь написала это, чувство мучительного стыда не оставляло ее. Эта ложь была так труслива. Но злость пополам с горем, сознание того, что ее сестры больше нет, помогли ей справиться со стыдом. Руби также просила ее позаботиться о ребенке и укрыть там, где его никогда не найдет отец; воспитать из него человека с честью и чувством долга, которые защитят его от всех соблазнов и искушений, способных повредить характеру. Как легко тогда Соня пообещала сделать все это. Теперь она понимала, что растущий ребенок нуждается еще в понимании и любви мужчины, отца, а не только матери.