— Нет, поведение похитителей не менялось ни на минуту, ни на йоту. Конечно, я могу представить, что они уже были вынуждены играть по изменившимся правилам, но в любом случае, на их поведении это не отразилось никак. Они уже начали называть меня Ренатой и менять это обращение не собирались. Зачем указывать на свою осведомленность? Что бы показать, что в доме есть информированное лицо? Нет, Михаил Петрович согласился с тем, что у них находится его дочь, и не отказывался платить выкуп. Менять ко мне отношение, было бы глупостью.
— Мы тоже так думаем, — согласился Сергей Андреевич. — Но все же… хотелось получить хоть какое-то подтверждение, малейшую зацепку…
— Уцепитесь за «каблук». Его нашли?
— Нет, конечно, — скуксился следователь. — Там такие дебри вдоль дороги, войсковая операция нужна.
— Поговорите с Туполевым, — улыбнулась я. — Он сейчас злой, так что войска вам обеспечит.
— Ага, — все так угрюмо кивнул следак, — и баржу с водолазами. Одно из направлений грунтовки ведет к затопленным карьерам. Представьте на минутку, что было бы с вами, не выпрыгни вы на ходу из кузова…
Ночью мне снились водоросли. Как ростки пшеницы на ускоренной киносъемке, они вылезали из донной тины, оплетали колеса Москвича, забирались внутрь машины и шарящими, змеиными движениями, искали меня. Вот один, вот второй росток мертвенно белого цвета обвивает ногу, стягивается петлей и тянется дальше, к горлу. Глаза таращатся сквозь зеленую муть, я в ужасе пытаюсь содрать с себя плети растений, царапаю кожу ногтями и когда начинаю кричать, в разинутый рот попадает не густая, глицериновая вода, а острый, как копье конец растения. Снотворное, которым оглушила меня Таша, не позволяет проснуться, водоросли душат и мне уже чудится сквозь стебли компания — «эти», те, кто успел утонуть до меня. Они уже скелеты, их рты отвисли, их руки украшают цепи…
Сквозь глицериновую зелень пробивается луч солнца. Он ударяет в голову, я вскрикиваю и просыпаюсь. Резко, с болью во всем отбитом теле. Дыхание сбито кошмаром, я ловлю воздух и не могу протолкнуть его до конца, он застревает где-то чуть ниже ямочки под горлом. Я совершенно задыхаюсь…
И, кстати сказать, лежу на самом деле мокрая. Обильная испарина пропитала пижаму, луч солнца, пробившийся сквозь неплотно задвинутые шторы, щекочет переносицу, и хочется толи чихнуть, толи заплакать.
Удалось чихнуть. И сбить подступающие слезы.
Вчера, избегая разговора с решительно настроенным Туполевым, я попросила у Натальи Александровны кошмарную (в полном смысле слова) дозу снотворного, и сразу после беседы с органами, нырнула под одеяло. Теперь страдаю зря. Разговора с Туполевым не миновать, так что ночной кошмар и головная боль заработаны напрасно.