— Но ведь можно привязать груз, забросить веревку…
— Назар! У них были ключи от черной лестницы! Подумай, зачем им с тяжестями упражняться и по балконам лазать?! Это опасно. Хорских нам подставляют!
— Занятно, — пробормотал Туполев.
— Да. Очень. И учти — все как-то очень вовремя. Валерия и Алексей пропадают, кальмары тухнут, ключи от черной лестницы в тумбочке…
— Дьявол, — ругнулся Назар. — И что ты будешь делать дальше?
— Сидеть здесь и думать. И кстати, я не успела тебе сказать самого главного — за сегодняшний день выяснилось, что ни у кого, я повторяю, ни у кого из Кутеповых нет алиби. Алиби Бьянки теперь доверять нельзя, а Рената и Таша в глаза не видели друг друга вечером двенадцатого апреля. Как тебе это, а?
— Нормально, — выдавил Назар. — А Миша?
— Мише алиби не нужно, — поморщилась я, — он труп обнаружил, с него достаточно. Я об остальных говорю.
В кармане моего собеседника запиликал сотовый телефон, он поднял трубку к уху, сказал только «да» и долго, минуты три-четыре выслушивал сообщение. Потом выругался в полголоса и посмотрел на меня, хотите верьте, хотите нет, в легкой степени растерянности:
— Я получил информацию с обыска квартиры Хорских. Найдена цифровая видеокамера, на ней запись постельной сцены. Бьянка… ты ни за что не догадаешься с кем…
— С Валерией, а не с Алексеем, — вздохнула я.
— Нет. С обоими.
— И мне кажется, она не знала, что ее снимают…
— Похоже на то. Съемка велась скрытно, из какого-то тайника. Ну и дела! Сейчас эксперты везут их ком в лабораторию, надеются восстановить уничтоженные записи и найти еще что-нибудь.
— Раскопают грязи, — поежилась я. — Бедная Бьянка.
— Почему ты уверена в ее непричастности? Не забывай, это она привела Хорских в этот дом…
— Еще скажи, что она сама позволила себя снимать. Бьянка не мазохистка, она жертва.
— Я сейчас позову Мишу, ему стоит взглянуть на эти царапины…
— Подожди! Не ходи. Пусть человек хотя бы одну ночь поспит счастливым.
Уже уходивший Туполев повернулся ко мне и прислушался к звукам вечеринки, несущимся из гостиной: бас Кутепова перекрывал рыком все голоса. Печалить такого весельчака совершенное преступление.
— Как ты оправдаешь теперь свое присутствие здесь? Миша считает, что все закончено.
— Оправдывать пришлось бы мой внезапный ночной отъезд. Я спокойно дождусь утра и поговорю с Михаилом Петровичем. — Мы стояли у ограды террасы, смотрели на город, разрезанный полосками проспектов, расчерченный огнями тротуаров, и думали об одном и том же. — Позвони завтра дяде Мише, попроси его внимательнее отнестись к моим словам. Иначе боюсь, он отмахнется от меня, как от надоедливой мухи. Ты-то хоть мне веришь, что все еще больше запуталось?