Я молча смотрела на дрожащую в нервных пальцах тонкую сигарету, на слегка пыльный капот «Ауди», который наверняка оставит след на бежевых брюках, и ждала пока нечаянная родственница успокоиться.
Рядом с машиной, метрах в двух стояла урна, но Бьянка намеренно швырнула окурок на асфальт и со злостью раздавила его подошвой удобных туфель на низком каблуке. «Поехали!», — скомандовала и села за руль. Но когда двигатель чуть слышно заурчал, вдруг выдернула ключ зажигания и, ударив обеими руками о руль, обняла его и опустила голову.
Я думала она заплачет. Но видимо, ожесточение Бьянка давила не слезами, а резкими движениями. Внезапно выпрямившись, одним точным движением она вернула ключ на место и, заставив машину взвизгнуть шинами, выбросила ее со стоянки.
— Поедем выпьем, — сказала и, промчавшись по дороге метров триста, швырнула машину направо к бордюру.
«Вот это темперамент!» — подумала я и, представив ее на месте убийцы, поняла — пистолет с подушкой вместо глушителя, не оружие Бьянки. В ее стиле треснуть врага подсвечником по голове. Так и видится эта женщина в кружевной мантилье, с подсвечником или серебряным стилетом в руке, — резкий замах, короткий удар и… «Кармен-Сюита» в аранжировке Щедрина. Дама в мантилье заламывает руки и уходит со сцены под аплодисменты восторженных зрителей.
…В полутемное нутро крошечного бара, Бьянка не вошла, а ворвалась. «Двести коньяку, лимон и… двести коньяку! Нет, тащи бутылку!» — крикнула не сбавляя шага, с размаху шлепнула сумку на стол, села и, наконец, замерла.
Я неслышно примостилась рядом, и с непритворным сочувствием спросила:
— Что-то не так?
— Всё не так! Все не так! — прорычала жена Кутепова и самым сатанинским взглядом посмотрела на официанта выставляющего с подноса фужеры, орешки и бутылку, вроде бы армянского.
Бутылка была запечатана и Бьянка немного подобрела. Тонко нарезанные дольки лимона нам принесли чуть позже.
Не обращая внимания на бармена, официанта и двух посетителей, Бьянка с грохотом вывернула сумку на стол, разворошила косметику, выудила нераскрытую пачку сигарет и зажигалку и, нависая грудью над столом, замерла с сигаретой, прилипшей к верхней губе.
Вещи в ее сумку сгребала я. Уронила тюбик с помадой и сползала за ней под стол.
Не знаю, сколько бы времени жена Кутепова просидела, изображая памятник, но я отвлекла ее от цементных мыслей вкрадчивым вопросом:
— Вас пытались в чем-то обвинить?
— Пытались! — фыркнула Бьянка и рассмеялась хриплым, нервным смехом. — Обвинили уже! Во всех грехах.
Чести абсолютно доверенной наперсницы я от нее так и не дождалась. Бьянка не касалась постельных откровений, не объясняла сути отношений с Валерией и Алексеем, это она переживала скрыто, но видя, как тяжело она приняла извести о предательстве близких людей, я поняла — кого-то из них, Бьянка по-настоящему любила.