Как пахнут берега далекие весной,
подснежники цветут, цветут созвездья края,
и в щеки ветер бьет тревожный и шальной!..
Родной вишневый сад!.. То на твоих дорогах
услышал я впервой боев смертельный звон
и крови дух в снегу, щемящий, как тревога,
когда цветет полынь в огнях со всех сторон…
Холодный дикий день простер свои ладони,
где огненно гудят во мраке города,
где ветры рвутся вдаль, как бешеные кони,
и рассыпает звон, осенний звон вода,
где улицы пьянит мелодия железа
и голубым крылом бензин просторы бьет,
где сизый небосвод разрывами изрезан,—
моих стремлений, дум таится хоровод.
А осень всё летит, как золотая птица,
и пожелтевший лист еще богат теплом…
О, сколько будет дней — без счета, вереница,
таких хороших дней, как некогда в былом…
Заплаканная степь гудела и стонала,
вбирала мертвецов скорбящая земля,
и равнодушный блеск небесного опала
бездонное ведро струило на поля.
Шли танки сквозь огонь, ползли громадой стали,
и вся земля была раздавленной, больной…
Еще не зацветая, всходы отцветали,
таился в лепестках отгрохотавший бой…
Мигала злым огнем тревога горизонта,
селянская текла и остывала кровь…
И уходили вдаль, через ворота фронта
дивизии, полки, чтоб не вернуться вновь…
И трудно стало жить. Оставила Оксана
разбитое село, пошла к делам иным.
Она пошла туда, где лечат братьям раны
и где в глазах печаль, а в сердце только дым…
Как терпко пахли дни сплошным иодоформом,
и снились ей бои, и рельсы, и туман,
и злой, холодный блеск орудий на платформах,
когда и эхо битв исходит кровью ран…
Из пламени костров как будто чьи-то руки,
дрожа и торопясь, касались зорь войны…
И грезили — о чем? — луга в осенней муке,
казалось, никогда им не видать весны…
Осеннею листвой ее мечты летели,
и в сердце к ней вошли все ужасы войны, —
так малое дитя смеется в колыбели,
когда над ним плывут неясной стаей сны…
И по ночам, когда носился ветер с воем
и заметал следы за поездом сполна,
казалось небо ей покинутым забоем,
а меж пластами туч карбидкою — луна…
Село, мое село! В моей дорожной думе
твой шелест и печаль припоминаю вновь,
где явор мой шумит, и в этом теплом шуме
как будто запеклась разбрызганная кровь…
И ржавчина травы уже глядит червонно,
и в проводах гудит и плачет телефон.
А снег уже летит задумчиво и сонно,
подобием любви — так тих и легок он…
И вот ушла зима за кровью, в бой зовущей,
март о весне запел, во весь поднявшись рост,
на улицах земля плыла кофейной гущей,
и вечера цвели огнем электрозвезд…
Вдоль дома пробегал ночной трамвай устало,
кузнечик — синий блеск — за ним летел спьяна,
и сахарной пыльцой все кровли посыпала