Теперь Петр не сдержался, и от каждого его слова тщедушный Суворов вздрагивал. Но хлесткие слова действовали на полководца поразительно — минутная слабость прошла, на лице окаменели мышцы, потухшие глаза загорелись. Император, видя плоды «лечения», усилил давление, уже не выбирая подходящих слов:
— А по мне, можно стоять по колено крови, но вся она должна быть неприятельской! Пусть собачьи дети на будущее глубокую зарубку сделают, чтоб в другой раз от ужаса глаза зажмуривали и на Россию не дергались. А нашей крови должна быть пролита лужица малая, как здесь и произошло. Все правильно сделал Бонапарт — он нашу солдатскую кровь сберег! Вот что значит точный расчет и хладнокровие природного артиллериста!
— Математик! — буркнул Суворов, вот только в голосе послышалось нечто вроде уважения. Причем искреннего, как бывает у младшего к старшему. — Я бы до такого не додумался.
— И я бы, признаюсь честно… — нехотя произнес Петр, наконец найдя в себе силы взглянуть на место побоища. Корпус Багратиона вышел точно во фланг британской армии, и, к великой удаче, те не смогли развернуться: восстали шотландцы и британцы просто не успели.
Зато Бонапарт, с упрямством маньяка тащивший ракетные установки и всю штатную артиллерию своей дивизии, получил прекрасную возможность для продольного, самого губительного огня — когда любой перелет или недолет снаряда обязательно приходится на цель, уж больно та и длинная, и достаточно широкая, такая, как десять тысяч английских красномундирников в сомкнутых построениях.
Главный вклад в уничтожение живой силы противника привнесли ракетные установки. Это были не те примитивные устройства, что привели в ужас османов под Кагулом, а уже усовершенствованные установки, могущие за две минуты выпустить дюжину шестипудовых ракет с ужасающей начинкой, которую только смогли создать на секретных военных мануфактурах, — жуткая помесь взрывчатки и «греческого огня».
Довершение разгрома принадлежало пулеметам — продольный и перекрестный огонь добил уцелевших и довершил разгром, немногие бежавшие были безжалостно вырублены бросившейся в погоню русской кавалерией и донскими казаками.
— Зато Лондон, Александр Васильевич, как только узнает о подробностях баталии, придет в ужас. Да-да, именно так! Британцы вообще-то народец упертый, но флота у них уже нет. Сам видел, как на дно английские линкоры отправляют… — Петр недоговорил, вздрогнул — второй раз сражаться на броненосце он не желал категорически. И страшно, и последнего здоровья чуть не лишился — ведь давно не молоденький, здоровье уже не то, и поберечь его нужно, а не в баталиях участвовать. Да и нервы не выдержали — откат мощный был, всю дорогу проспал под бдительным присмотром опытного врача, что сидел все время рядышком.