— А мне ты почему не сказал? Меня почему не спросил?
— Да я, — Кеша осекся на миг и ответил: — Мама просила тебе пока не говорить…
— Мама? Мама! — крикнул Корнилов. — Да какая она тебе мама? — и ударил брата наотмашь, вложив в удар всю свою боль и омерзение. Иннокентий даже не охнул, не защитился. Только посмотрел наконец Игорю Васильевичу в глаза. И была у него в глазах одна лишь тоска.
Игорь оттолкнул Иннокентия с тропинки и выскочил на дорогу.
— Игорь! — вдруг негромко сказал брат. — Она больна.
Игорь Васильевич не обернулся, а только втянул голову в плечи, съежился, словно ожидая удара.
— Игорь! — теперь уже закричал Иннокентий. — Игорь! Подожди! Она серьезно больна, но ей там лучше… Микроклимат… Дай мне объяснить…
Игорь Васильевич слышал, как брат побежал за ним, и прибавил шагу. Он шел, не глядя под ноги, и злость душила его. «Мать — в приюте… А я даже не знал!»
Мимо шли автобусы, останавливались на остановках, но Корнилов даже не сделал попытки сесть. Шел и шел, словно решился идти всю дорогу до Ленинграда пешком. И, только зайдя уже за Выру, большое село на перекрестке двух дорог, остановился как вкопанный — что-то привлекло его внимание, что — он сразу даже и не сообразил. Остановился и провел рукой по глазам, словно этот жест мог помочь ему уйти от тяжелых мыслей. На обочине стояли две «Волги», обе такси. Шофер одной из машин цеплял тросом другую. Зацепив трос, он залез в кабину, посигналил и осторожно тронулся. Трос натянулся, и вот уже обе машины, вырулив на асфальт, поехали в сторону Гатчины.
Корнилов усмехнулся. «Как все просто. Подцепил и поехал. И никакие секретки трогать не надо. Отвез куда-нибудь в глухое место — открывай, заводи. Пусть включается сигнал, пусть гудит, воет… А что? Вариант!»
Его подвез в город на ЗИЛе угрюмый, молчаливый шофер. Он с таким остервенением гнал машину, что Корнилову даже подумалось: «Не миновать нам канавы». Наверное, был шофер чем-то очень огорчен и раздосадован. Так и мчались они, изредка покуривая, сквозь начинающие вечереть поля, не донимая друг друга разговорами. «Ну ничего, — успокаивал себя Корнилов, — еще не все потеряно. Давно там мать? Не больше трех месяцев. Завтра же все разузнаю и поеду за ней. И почему она просила мне не говорить?» Быстрая езда немного успокоила его.
Домой он приехал поздно вечером. Прошелся по пустой квартире, неприбранной, неуютной. Пластинки в ярких обложках валялись вперемежку с книгами где попало. Пыль лежала на тяжелой, массивной мебели. Когда Иннокентий еще жил здесь, они решили свезти всю эту мебель в комиссионный и купить новую. Но мать воспротивилась. Она не хотела расставаться с тем, что напоминало ей о муже.