Ночь выдалась темная, туманная – и пугающая, зловещая. Тонкий молодой месяц висел над головой предвестием торжества ислама. В хлеву сопели, переминались сонно коровы. Примчалась колли мистера Эмиса, обнюхала меня и вернулась в будку. Мы уже встречались. Наверное, я показался собаке достойным человеком.
Я прошел по дорожке и оказался у края поля.
Встал там, замер, прислушиваясь. Ничего. Лишь шелестит легонько ветер. Затем послышалось: сквозь заросли кто-то идет. Зашуршала раздвигаемая кукуруза.
Я понял: вскоре увижу то, ради чего приехал.
Я очень тихо прошел по борозде в центр поля. Застыл, видя вокруг лишь ряды высокой кукурузы. И вдруг заметил идущего сквозь них.
Забыв о собственной безопасности, я кинулся следом. Моментально догнал и выдохнул в спину:
– Что вы делаете?
Незнакомец обернулся. Он был очень высоким и тощим, в одежде из чего-то обтягивающего и поблескивающего, вроде нейлона. На лице два глаза, нос и рот – но оно явно нечеловеческое.
– Сгибаю стебли, – ответил он.
Я увидел, как он медленно идет по борозде, взмахивая рукой с причудливо сложенными пальцами.
Кукуруза гнулась. Простой взмах руки проминал широкие полосы в поле. Но стеблей незнакомец не касался.
Первый вопрос был простым, второй требовал раздумья. Наконец я сформулировал:
– Зачем вы гнете стебли?
– У меня приказ.
Он шагал размеренно и работал методично. Мне показалось, что его дело уже почти сделано. Закончив, он внезапно исчезнет, оставив меня озадаченным еще больше, чем до ночной прогулки по кукурузному полю.
– Эй, послушайте! – воззвал я. – Мне бы хотелось узнать, в чем тут смысл. Для чего вы, кем бы вы ни были, занимаетесь этим? И почему в секрете?
Он выпрямился, посмотрел на меня:
– А почему бы вам не спросить, с какой стати я должен отвечать на ваши вопросы? Почему бы не спросить, отчего я позволил вам увидеть меня? Отчего бы не поинтересоваться тем, что я могу открыть вам, и не настаивать на удовлетворении бессмысленного любопытства?
– Так откройте же, что можете! Я очень хочу знать.
– Иногда мы решаем, что настало время поговорить с кем-нибудь из населения планеты, где ведется наша работа. Мы рассказываем о простом и очевидном, будучи уверенными, что соплеменники не поймут говорившего с нами и не поверят ему. Но все же сказанное не пропадет даром – пусть даже нас услышит лишь единственный. В нем зародится знание. Конечно, он может усомниться в наших словах, но это не важно. Наши слова не определяются простыми категориями правды либо лжи, они всего лишь слои смысла, тонкие, проникающие друг в друга. Более того, предназначение любого деяния – и рассказа в том числе – никогда не бывает очевидным, простым и недвусмысленным. В мире нет простого и очевидного. В далеком прошлом мне довелось беседовать с вашим собратом, человеком. Его звали Гераклит. Он сказал: «Нельзя войти в одну и ту же реку дважды, равно как и дважды коснуться смертной природы в прежнем состоянии: она рассеивает и собирает, одновременно образуется и убывает, приближается и удаляется». Потому не принимайте намерения за истины.