— Как ты хочешь его назвать? — спросил он.
Она устало поглядела на коня. Эс-Ти говорил, что он может стать оружием. Это ей было нужно. Больше, чем раньше, ей была необходима поддержка, чтобы двигаться к цели.
— Месть. Назову его Месть.
— Но это — глупое имя.
— Месть, — повторила она. — Так я его назову, если отдашь его мне.
— Ну что же. Ты и меня называешь Сеньор. А ведь и я человек, Ли. У меня есть имя.
— Я даже не знаю твоего имени. Я знаю только твои инициалы.
— Ты никогда не спрашивала меня. Да и зачем тебе было знать мое имя? Ведь тогда я стал бы кем-то реальным. Не просто орудием для достижения твоей цели.
— Так скажи мне свое имя!
— Софокл. Меня зовут Софокл Трафальгар Мейтланд.
Он замолчал, как будто ожидая ее реакции. Она, казалось, не собиралась поднимать глаз на него. Он унес седла и вернулся назад.
— Теперь можешь на меня смотреть. Глупейшее имя, которое только можно было придумать. Я никогда никому не называл его целиком. Меня зачали на борту корабля около мыса Трафальгар. Так гласит история. Мать говорила, что мой отец адмирал. Не знаю, почему она очутилась на борту адмиральского корабля. Может быть, это и правда. Для всех я по-прежнему Эс-Ти Мейтланд. Пожалуйста, никому не говори мое полное имя.
Ее поразило это неожиданное признание.
«Я люблю этого человека. Я люблю его. Я ненавижу его. О Боже!»
Ей хотелось смеяться и плакать одновременно. Но вместо этого она молча смотрела на него.
— Зачем я стану говорить? Скажи, куда мне поставить Месть?
Он перевел взгляд на лошадь, взял веревку.
— Я сам поставлю гнедого, — сказал он. — Его зовут Мистраль.
На протяжении трех недель и трехсот миль по многу раз на дню Эс-Ти думал о том, что она сказала.
«Вы докучаете мне. Вы беспокоите меня».
«Вы — обманщик».
Немо летел рядом, а он с рассвета до заката скакал на Мистрале. Через каждые три часа пересаживался на вороного, названного Сирокко. По дороге он научил обеих лошадей слушаться его руки, останавливаться с поводьями и без них, отступать назад, идти рысью и галопом. По утрам в течение трех часов, прежде чем пускаться в путь, он обучал одного Мистраля.
Чувство равновесия его не покинуло. Чудо не исчезало, и он стал привыкать к нему, не думая о возможных последствиях.
Теперь он без страха мог обдумывать дальнейшие действия.
Итальянец, француз и испанец, учившие Эс-Ти верховой езде, утверждали: множество лошадей создает наездника, один наездник создает лошадь. В своей жизни он ездил верхом на сотнях лошадей, но после Харона ему впервые попалась лошадь с таким же природным чувством равновесия и сообразительностью. Тренировки Мистраля наполняли его радостью. Со страстью и одержимостью обучал Мистраля фигурам поворота, добивался, чтобы тот аккуратно и одновременно поднимал передние ноги; потом научил его выбрасывать задние ноги, когда ударял его прутом по брюху.