— Спи спокойно, моя радость, — пропел он. Няня унесла девочку.
Всего через несколько минут в гостиную их нью-йоркского дома ворвалась Мария. Этот дом явился небольшим подарком Джино ей и себе, потому что он не горел желанием проводить зиму в Ист-Хэмптоне. Что касается Марии, то она как раз не возражала.
Она была похожа на прекрасную белокурую принцессу из сказки — в высоких сапожках на меху и облегающем пальто, отделанном каракулем.
— Джино! У меня чудесная новость!
Он улыбнулся — как всегда, когда она входила в комнату.
— Что такое, моя прелесть?
Ее щеки разрумянились с мороза, прекрасные голубые глаза сияли.
— Я опять беременна! На этот раз я подарю тебе сына. Обещаю!
Джино захлебнулся от восторга.
— Ты шутишь?
Он чуть не задушил ее в объятиях. У нее был холодный нос, и она потерлась о его щеку, как щенок в поисках тепла и защиты.
— Правда, чудесно? — она вздохнула. — Я так счастлива!
Он расстегнул ее пальто и сжал в руках тонкую талию.
— Что за ажиотаж вокруг мальчишек? Мне лично все равно — мальчик, девочка или двойня…
— Тебе нужен сын, — возразила она. — Все мужчины помешаны на сыновьях.
Он сильнее сжал талию жены.
— Черта с два!
— Ой, Джино, мне больно!
Он отпустил ее талию и стал гладить груди.
— Так лучше?
— Джино! Не сейчас!
— Почему?
— Кто-нибудь может войти.
В ней жило неистребимое целомудрие, и ему это нравилось.
— Это наш собственный дом.
— Ну да, — она попыталась улизнуть. — Но сейчас день… по дому шастают люди…
Он сдержал смех.
— Так запрем дверь.
Мария застенчиво улыбнулась.
— Ну ладно.
Он не ожидал такой уступчивости. Они женаты год и два месяца, и его по-прежнему неудержимо влекло к ней. Ей была присуща естественная сексуальность, но и некоторая скованность. Это сочетание сводило его с ума.
Она до сих пор выказывала неприятие орального секса, но он надеялся перевоспитать ее. Рано или поздно она будет целиком и полностью принадлежать ему. Он начал медленно раздевать ее.
— Запри дверь, — напомнила Мария.
Он поспешил выполнить ее просьбу. Она тем временем задернула тяжелые дамасские портьеры и легла на кушетку.
Он нежно погладил ей бедра и продолжал раздевать; она то и дело ахала от удовольствия.
Он не позволил ей снять сапожки.
— Так сексуальнее.
— Джино!
Он осторожно провел руками по ее плоскому животу. Надо же — там уже зародилась новая жизнь! Его дитя! Джино наклонился, чтобы поцеловать этот живот, а затем его губы естественно скользнули ниже, к золотистому кустику шелковых волос. Он уже понадеялся, что она позволит ему продолжать, но она отстранилась и, притянув к себе его голову, поцеловала в губы.