Государство Магарам и голландская Ост-Индская компанияв последней четверти XVII— начале XVIII в
Восстание Трунаджайи, начавшееся в 1674 г. и сразу привлекшее к себе массы крестьян, насторожило крупных феодалов, которые в другом случае приветствовали бы мятеж против ставшего им ненавистным Амангкурата 1. Наследник престола Адипати Аном, сам активный участник заговора, приведшего к этому восстанию, теперь отрекся от Трунаджайи и вскоре возглавил армию, направленную правительством против повстанцев. Другой участник заговора, Раден Каджораи, также не поспешил на соединение с Трунаджайей, а занял выжидательную позицию, удалившись в свои владения в области Паджанг. Ни один губернатор провинции не воспользовался сложившейся обстановкой даже для сепаратного мятежа — все они сплотились вокруг Амангкурата I [158, с. 283; 215, т. I, с. 161; 280, с. 93].
На помощь Трунаджайе, однако, пришли новые, неожиданные союзники. После разгрома в 1669 г. голландской Компанией Макасара его жители потеряли возможность заниматься морской торговлей, дававшей им средства к существованию. Они стали массами эмигрировать с Сулавеси и, рассеявшись по всему Индонезийскому архипелагу, предлагали свои услуги местным правителям в качестве военных наемников либо пускались на свой страх и риск в пиратские предприятия. В 1675 г. на Восточную Яву с Сумбавы и из Бантама стали прибывать многочисленные отряды макасарцев, не ужившиеся ни с бан-тамским султаном, ни с сумбавскими князьями. Избранный ими предводитель Краенг Галесунг вступил с Трунаджайей в союз. Усиленная опытными макасарскими воинами мадурско-яванская армия Трунаджайи в 1675 г. смогла выйти из внутренних районов и приступить к захвату богатых городов Северного побережья Восточной Явы. В короткий срок все главные портовые центры от Паджаранана на крайнем востоке Явы до Сурабаи и Гресика были разграблены и сожжены [135, т. II, 70–74; 209, с. 69; 215, т. I, с. 161–163]. Эти действия были явно вызваны не только буйными нравами макасарской вольницы, но и классовой ненавистью яванских крестьян. Для них богатые города Севера, где (за пределами столицы) проживала основная масса крупных феодалов, были символом неправедной жизни, гнездами захребетников, которые надо было разорить.
Сам Трунаджайя был испуган размахом движения, которое он вызвал, и начал искать пути, чтобы повернуть его в более безопасное для близких ему социальных слоев русло. Сам Амангкурат I сыграл ему на руку, поспешив послать своего сына Пангерана Пугера в Батавию, чтобы просить помощи у голландцев [215, т. I, с. 161]. Объединение сусухунана с «неверными» в сочетании с его многолетней политикой террора против мусульманского духовенства дало Трунаджайе великолепный лозунг — религиозная «священная» война против иноземных захватчиков и стакнувшегося с ними нечестивого правителя. Этот лозунг не отталкивал от него крестьян Явы и Мадуры, для которых, как и везде в эпоху средневековья, религиозная форма была нормальной оболочкой всякого рода социальных движений. В то же время он позволял привлечь к восстанию достаточно широкие «средние слои» феодального общества — мелких торговцев-ремесленников, разоренных голландской конкуренцией, низшее духовенство и даже часть духовных феодалов. Кроме того, антиголландская направленность лозунгов Трунаджайи сразу нашла широкую международную поддержку, особенно в тех районах Индонезии, которые еще раньше и в большей степени, чем Матарам, пострадали от экспансии голландской Компании. Начиная с этого времени, в частности, султан Бантама Агенг стал систематически оказывать тайную, но щедрую помощь Трунаджайе [158, с. 283]. Объявив себя потомком великого индонезийского правителя XIV в. Хайяма Вурука, Трунаджайя призывал к восстановлению империи Маджапахит, объединявшей во времена Хайяма Вурука всю Индонезию. Это было и призывом к сплочению всех индонезийцев против иностранной агрессии и в то же время обещанием нового «золотого века», отождествлявшегося в народной памяти с эпохой Маджапахита [263, с. 178].