— Ох, уж опять эти экзамены, — махнула рукой Марфа Алексеевна. — Да когда же все-таки для себя-то жить будешь? Ведь две жизни тебе не дадут ни в институте, ни на службе — одна жизнь человеку дается, да и та короткая… То война ему мешала, а теперь и войны давным-давно нет, так он другую заботу для себя выдумал — институт.
— Ничего, мама, зря волнуешься, — мягко улыбнулся Николай, — мне и одной жизни хватит. И одну ее надо прожить не кое-как, а умело и с пользой.
— Вот-вот, и я о том же тебе толкую, — подхватила мать. — Ну, какая же от тебя польза? Живешь один: ни жены, ни детей — бобыль безродный… А ведь года идут, жениться бы надо.
Марфа Алексеевна подвязала потуже платок и принялась мыть посуду.
«Да, это правда: ни жены, ни детей… Ты права, мама… — подумал Шатеркин, превозмогая навалившуюся дремоту. — А голова какая-то пустая, как лежалая тыква…» В минуты физической усталости капитан обычно прибегал к верному, быстро исцеляющему средству: спускался в нижний этаж дома и принимал холодный душ — усталость исчезала, мышцы наполнялись силой. Так сделал Шатеркин и сейчас, чтобы не «клевать». После душа он вернулся совсем другим, бодрым, полным энергии. Хотелось поскорее взяться за роботу.
Но не успел он приступить к делу, как дверь распахнулась, и на пороге появилась Катя. За ней шел Михаил Архипович.
— Мы к вам, Николай Иванович, — улыбнулась Катя.
— На доклад и на консультацию, — солидно подтвердил Михаил Архипович и грузно уселся на предложенный стул.
— Я ждал вас по крайней мере завтра, во второй половине дня, — сказал Шатеркин, подавая стул Кате.
— Что вы, Николай Иванович, дорогой мои! — воскликнул инженер. — Да разве с таким хорошим юристом можно выдержать какие-нибудь плановые сроки? Ни под каким видом! — инженер кивнул в сторону Кати.
— Ревизия, наконец, закончена. Мы пришли сообщить о том, что при сверке документов в сейфе под номером восемнадцать обнаружена недостача одной папки.
— Каково содержание этой папки? — живо спросил Шатеркин.
— Вот, Михаил Архипович утверждает, что ничего интересного в ней не было, — тихо ответила Катя.
— Совершенно правильно, — подтвердил инженер. — В папке, занумерованной знаком ГЛ-1327, была собрана частная переписка о некоем Лукашке.
— Кто он такой?
— На этот вопрос, Николай Иванович, вам, пожалуй, никто теперь не ответит. Имя это его — Лукашка — или какое-нибудь хакасское прозвище, что у них часто бывало раньше, бог его знает. Прошло, однако, не меньше полутора десятков лет, как вся эта тайна была зарыта где-то в сибирской тайге. Он умер.