Какой уж тут сон.
Снотворное я никогда не принимаю из принципиальных соображений: ибо абсолютно убежден, что эта химия медленно, но верно разрушает мозг. Впрочем, и к спиртному я в достаточной степени равнодушен.
И лишь под самое утро, когда по крыше заколотила обвальная, но короткая летняя гроза, я окончательно измучился и впал в смутное забытье, больше похожее на, увы, знакомое оцепенение под наркозом.
Каких-то конкретных снов я не видел. Только ощущал вокруг себя огромную, мерно колышущуюся, вязкую желтую субстанцию. Я беспомощно трепыхался в ее глубине, как муха, попавшая в таз с абрикосовым вареньем. А вокруг волнообразно перемещались тысячи темных прожилок и точек, вкрапленных в маслянисто поблескивающую полупрозрачную жидкость. И вдруг внутри этой же волны я увидел нашего поселкового участкового Михайлишина, который кого-то упорно искал, призывно размахивая руками и беззвучно разевая рот. А за ним угадывались какие-то другие, не знакомые мне люди. Их тоже влекло течение этой желеобразной массы. Все это напоминало сцену из какого-то отвратительного фильма ужасов, которые в последнее время в избытке (что чересчур, то чересчур!) показывают по телевизору.
Потом внутри этой мерзкой массы что-то оглушительно загрохотало и зазвенело. Меня как пружиной подкинуло на скомканной простыне, и рука привычно легла на телефонную трубку. Я сорвал ее с аппарата и, еще толком не проснувшись, рявкнул:
— Слушаю, Терехин!
— Петр Петрович, чепэ, — услышал я голос.
Сон как рукой сняло.
Так я и думал. Что-то непременно должно было случиться в эту поганую ночь. Голос в трубке я сразу узнал — это был сегодняшний ночной дежурный по ОВД, Боря Ефремов. Кстати, тоже оперативник из нашего отдела. Надежный сорокалетний мужик.
— Говори.
— Убийство в академпоселке. Опергруппу высылаю.
— От кого информация, Боря?
— От Михайлишина, который участковым на…
Вот уж действительно, сон в руку.
— Знаю его. Где он сам-то? — спросил я.
— На месте убийства.
— Давай его мне, — сказал я.
— Сейчас соединю.
В трубке послышалось щелканье, а потом и легкий треск помех, характерный для радиотелефона. И спустя несколько секунд в трубке раздался чуть смущенный голос Антона Михайлишина:
— Товарищ майор, извините, что разбудил. Это старший лейтенант Михайлишин. Но тут такое дело, что вам надо срочно приехать. Тут такое…
Я бросил взгляд на электронный будильник, автоматически отметив время — пять двадцать четыре утра.
— Во-первых, меня разбудил не ты, а Ефремов. А во-вторых, давай поконкретней, сынок, — перебил я его — не люблю сумбурных докладов. — Начни сначала. И не мямли. Излагай четко. Я тебя внимательно слушаю.