– Но почему? – не выдержал я. – Почему привидения стали нападать?
– Тебе горевать больше не о чем? – Молодой, не вставая, стремительно обрушил кулак на спинку кровати, и трепет прошёл по его телу. – Откуда я знаю.
– Главное, что поставленные задачи выполнены, – сказал Сергей Иванович.
– Выполнены? – переспросил я. – Оставить Порт на Дролю, покойника в морге и нераскрытое убийство – это называется выполнить поставленные задачи?
– Нет, – сказал Молодой, – Санька мы здесь не оставим.
– Конечно-конечно, с собой повезём. Ты его вообще когда-нибудь похоронишь?
– Похороню. С Сахарком в одной могиле.
17
Что не могло не броситься в глаза: вся Охта стояла под ружьём. Любо-дорого было поглядеть, с какой изголодавшейся радостью обыватели по первому знаку схватились за оружие – и это в мире, где убийство считалось противоестественным и овеянным жутью деянием, а смертельная опасность, в которой оказывался убийца, охраняла общественное спокойствие надёжнее всего. Что же, по волшебству сошла на нет инерция векового ужаса и заповеди или эти люди вокруг Исполкома и на улицах разом подпали во власть сил, могущественнейших даже страха? Как гордо выпячивалось утяжелённое кобурой брюхо, с какой отвагой и заносчивостью выставлялось плечо, если на нём висел автомат. Распрямлялись спины, глаза смотрели прямо – и не то чтобы огонь горел во взгляде, нет, что-то похуже огня, хуже злобы: спокойствие, счастье, безмятежная уверенность в своём праве.
– А у Города есть войска? – спросил я наконец Фиговидца.
Вопрос напрашивался, его задал бы любой под впечатлением светлого бесстыжего взгляда новой Охты, но Фиговидец не понял, а когда понял, рассмеялся.
– Канцлер никогда не пойдёт с оружием на Город.
– Даже чтобы туда вернуться?
Фиговидец рассердился.
– Как ты себе это представляешь? Не бандит же он, в конце концов.
– А кто бандит?
– Ну! Ну… Молодой.
– А Молодой – правая рука Канцлера.
Тут мой ласковый не просто рассердился, а рассвирепел.
– Только тебе могло такое прийти в голову. У тебя счёты бухгалтерские там упакованы, что ли? У людей есть что-то святое. Платонов не пойдёт войной на Город, потому что не пойдёт. Взгляни же трезво!
Этот неожиданный призыв удивил его самого. Он замолчал и сдавленно зафыркал, но на попятный не пошёл. И поскольку фарисей вряд ли был одинок в своём предрассудке, беззащитность Города и его судьба представились мне наглядно, как в учебнике старой истории. Учебник старой истории никто всерьёз не принимает, и я гадал, с кем бы заключить пари на крупную сумму.
В ожидании расчёта мы жили в Исполкоме.