Они давно разучились пускать в ход и выдерживать простую агрессию, необсуждаемую угрозу, грубую прямоту объявленной войны. Их силовые варианты оплетались той же паутиной, что и мирные, у санкционированного ими разбоя не было авторства; любые высказанные публично догадки влекли скорую грязную расправу. В этот миг беспомощные и отвратительные, как извлечённые на яркий свет подземные твари, они щурились и впадали в ступор.
Где имущество, там страх, а имущества в Автово было очень много. Но Молодой произнёс волшебные слова «бизнес не пострадает», и всё успокоилось. («Нет, – говорит Фиговидец, – у него здесь определённо резидент. До копейки сосчитано, кто сколько стоит и у кого где прыщ. Разноглазый, как ты думаешь, это надолго?» – «Надолго что?» – «Ну как что? Наша великая победа».)
Наша великая победа действительно была такого рода, что сомнения в её прочности пришли в ту же минуту, что и она сама. Не то беда, что не на кого было опереться, но ведь не с кем было и враждовать – ситуация болота. Автовский народец оказался до того гнилой, что не срабатывали привычные стратегии «запугать», «убедить», «купить», и, когда Фиговидец в шутку брякнул, что нежелающих везти её воз история рекомендует вешать («конечно, не всех, а лишь некоторых, ну, скажем, четырёх из пяти»), Молодой тихо разузнал адрес местного бюро Лиги Снайперов.
Легко сказать: «ввести протекторат», – если саботаж – стиль жизни. Летом для демонстрации серьёзности намерений можно хотя бы сжечь пару плантаций, но зимой, не прибегая к радикальному террору, остаётся шпынять и изводить, медленно погружаясь в жижу тех интриг и разводок, мастерами которых были косари и не были мы.
Они быстро и с выставляемым напоказ удовольствием покорились. Складывалось впечатление, что потеря независимости больше заботит уличный сброд, чем людей, действительно лишившихся власти. Или они полагали, что ничего не лишились, и оккупация, подобно волне, схлынет как пришла… а может быть, им, как глубоководным рыбам, любая волна казалась оптическим обманом высоко над головой. Оправившись от первоначального шока, вернувшись в свои норы, увидев, что передел собственности не запланирован или отложен, они стали ждать.
Чтобы не откладывать, я пошёл в Контору сразу же, как только туда собрался Молодой. Сергей Иванович пытался намекнуть, что моё маленькое нехитрое дело оскорбляет размах имперских замыслов, но я устоял.
На улицах было мирно и буднично, как часто в часы катастрофы: кто-то идёт делать революцию, а кто-то – в булочную за пышками. Аляповатые рекламные щиты на стенах и плакаты в витринах предлагали краску для волос, кофеварки и лимонад. («Вещи, – говорит Фиговидец, – которые возбуждают настоятельное желание их не иметь»). На крыльце почты жался, поджидая хозяина, крупный пёс. В квартире наверху резко открылась форточка, и вниз полетели окурок и вопль работающего на полную громкость радио. Снег с дорог убирали без фанатизма, и возвращавшиеся с уроков школьники подкрадывались к прохожим побезобиднее и толкали их в сугробы или, всей шайкой окружив то старика, то одинокую девушку, забрасывали жертв снежками. Эта забава сопровождалась леденящим душу визгом.