Теперь она читала странные фразы, никак не вязавшиеся с образом степного джентльмена удачи, находчивого и бесстрашного: «Ступив на путь преступления в силу несчастно сложившейся своей жизни, но, обладая душой мягкой, доброй и гуманной, способной также на высшие и лучшие побуждения человеческой души, я, совершая преступления, никогда не произвел ни над кем физического насилия, не пролил ни одной капли крови, не совершил ни одного убийства. Я высоко ценил человеческую жизнь и с любовью относился к ней, как к высшему благу, данному человеку Богом. <…>
И вот теперь, поставленный своими преступлениями перед лицом позорной смерти, потрясенный сознанием, что, уходя из этой жизни, оставляю после себя такой ужасный нравственный багаж, такую позорную память, и испытывая страстную, жгучую потребность и жажду исправить и загладить содеянное зло, и черпая нравственную силу для нового возрождения и исправления в этой потребности и жажде души, чувствуя в себе силы, которые помогут мне снова возродиться и стать снова в полном и абсолютном смысле честным человеком и полезным для своего Великого Отечества, которое я так всегда горячо, страстно и беззаветно любил, я осмеливаюсь обратиться к Вашему Высокопревосходительству и коленопреклоненно умоляю – заступитесь за меня и спасите мне жизнь…»
Весь тон и стиль письма был искусствен и фальшив, и именно это особенно остро заставляло почувствовать отчаяние человека, которого через несколько дней – а может быть, часов – сунут головой в петлю и бросят болтаться на виселице…
Надежда Владимировна, не выпуская из рук письма, закрутила вертушку телефонного аппарата. Час был поздний, ответили не сразу.
– У аппарата Эбелов, – послышался наконец в трубке хрипловатый недовольный голос начальника военного округа.
– Михаил Исаевич, дорогой, ради бога, извините, вас беспокоит Брусилова.
– Надежда Владимировна! Боже мой! Доброго вам вечера… Вернее, доброй ночи. Что случилось?
– Послушайте, Михаил Исаевич, вам, может быть, покажется странным, но это очень важно… Речь идет о жизни человека. Нельзя ли задержать казнь одного приговоренного преступника, именно Котовского…
На том конце провода почувствовалось неприятное замешательство.
– Гм… Простите, не понимаю. Не извольте гневаться, Надежда Владимировна, вы же знаете порядок…
– Знаю, ваше высокопревосходительство, потому и беспокою. Мой муж утверждает эти приговоры по представлению военно-судебных властей, обычно доверяя им. Но тут особый случай. Мне нужно хотя бы немного времени, хотя бы день, чтобы успеть связаться с ним.