Она покачала головой, собралась вскочить, но не успела. Раздались аплодисменты. Маргарита подавила стон. Одна из девиц Смайт-Смит объявила начало концерта. Прекрасная возможность была упущена, теперь просто невежливо было встать и уйти, особенно с первого ряда. Одно утешало – она была не единственной страдающей душой в этом зале. Едва девицы Смайт-Смит подняли смычки, приготовившись терзать инструменты и уши слушателей, как мистер Сен-Олмс вздохнул и тихо прошептал:
– Да поможет нам Бог!
Говоря по чести, на свете существовал лишь один человек, ради которого Деймон готов был слушать нечто, столь мало напоминающее музыку. И этим человеком была бабушка Данбери.
– Больше никогда, – шепнул он ей на ухо. Сначала им пришлось прослушать нечто, что должно было быть Моцартом, потом нечто объявленное как Гайдн, за которым последовала пародия на Генделя.
– Сиди прямо, – прошептала бабушка. – Ты ведешь себя невежливо.
– Мы прекрасно могли разместиться в последних рядах.
– И пропустить такое развлечение?
Даже с большой натяжкой подобный вечер нельзя было назвать развлечением, но бабушка испытывала какую-то патологическую страсть к этому ежегодному мероприятию. Как обычно, четыре девицы Смайт-Смит сидели на небольшом возвышении, причем две из них играли на скрипках, третья – на виолончели, а четвертая на фортепиано. И каждая так старательно пыталась исполнить свою партию соло, что им почти удалось произвести впечатление на публику.
– Хорошо, что я люблю тебя, – бросил он через плечо.
– Ха, – явственно прозвучало в ответ. – Хорошо, что я люблю тебя.
– Мистер Сен-Олмс?
Деймон обернулся. Его окликнула Маргарита, о которой он, задумавшись о своих делах, забыл.
– Извините, – пробормотал он и улыбнулся так, как обычно улыбался, когда ему требовалось умиротворить женщину. – Я замечтался. – Она посмотрела на него с сомнением, и Деймон добавил: – Со мной такое иногда случается.
Маргарита не смогла не улыбнуться в ответ, и Деймон мысленно поздравил себя с успехом. День, когда он не сможет заставить женщину улыбнуться, будет его последним днем в Лондоне. Потом ему останется только удалиться в заокеанские колонии.
– При обычных обстоятельствах, мисс Фитцджеральд, – сказал Деймон, поскольку требовалось поддерживать вежливый разговор, – я спросил бы вас, понравился ли вам концерт, но сейчас это прозвучало бы настоящим издевательством.
Она заерзала на стуле, что было удивительно, поскольку молодых девушек с юного возраста обучали подолгу сидеть прямо и не шевелиться. Это неожиданное движение еще больше расположило его к ней. У него тоже была привычка барабанить пальцами по столу. Деймон ждал ответа, но Маргарита молчала, явно чувствуя себя неловко. Наконец она наклонилась к нему и прошептала: