«Так у нас нет никакой надежды?»
«Есть, конечно. Однако усилия придется прилагать не тебе и не славному твоему мужу, а халифу Шахрияру… Если ему и в самом деле хочется, чтобы Шахразада была с ним не только в рескриптах и повелениях, но и на самом деле…»
«А что ему нужно делать?…»
– Дочь, мы заболтались! – Фрейя вышла из сумрака в дальнем углу опочивальни. – Теперь уже ничего сделать нельзя – твоя сестра вновь вернулась в свои сладкие грезы… И, боюсь, в этот раз надолго.
– Надолго?
Герсими обратила взор на ложе и поняла, что богиня не шутит. Шахразада лежала навзничь, лицо ее удивительным образом преобразилось, став почти незнакомым. Дыхание было едва заметным.
– Шахразада, – невестка попыталась потрясти царицу за плечо. – Проснись, сестра! С детьми плохо!..
Но царица была недвижима. Герсими показалось, что она треплет не живого человека, пусть и спящего, а тряпичную куклу.
– Шахразада! Дворец горит!
– Детка, не трать сил – она тебя не слышит. И не услышит, пока не пожелает этого сама.
«Или пока я не докричусь…»
Однако это произнести вслух Герсими не решилась. А Фрейя сделал вид, что по решительному лицу дочери ничего не поняла.
Шахразада мерила шагами комнату, которую знала с детства. Она все еще не могла прийти в себя после скандала с отцом. А его слова о том, что она выйдет замуж за первого, кто постучится в двери, и вовсе привели ее в бешенство.
Хуже всего было то, что отец слово свое сдержал. Что ее, любимую дочь, отдали замуж неизвестно за кого! Что старенький имам сделал запись и прочитал все положенные слова, даже не подняв глаз от увесистого кошеля.
И вот теперь оставались считаные минуты до того мгновения, когда придут за ней, дабы свершить обряд снятия покровов, как того хотел все тот же презренный отец…
Темнело. По дому зажигали свечи – шарканье мягких башмачков слышалось то слева, то справа от ее девичьей спаленки.
Потом суета немного утихла – и Фарида («теперь я зовусь Фаридой?») поняла, что слуги отправились на другую половину дома. С минуты на минуту в курительной появятся лампы, оживляющие холодные стены и заставившие темные ковры играть живыми красками лета…
Многого, конечно, не могла видеть Фарида, но отец столько раз рассказывал о «прекрасном и величественном обряде», что она могла бы предсказать каждый шаг каждого из тех, кто в это мгновение находится в их огромном неуютном доме.
Слуги провели Мейф ад-Дина (так, она знала, зовут ее мужа) в баню, приготовленную специально для жениха.
Пиршественные комнаты были уже готовы, ложе уже устилали тысячи розовых лепестков, невесту одевали к традиционному обряду. Дом был полон людей, шума и музыки.