«Похоже, этот что-то понял. Но мудро молчит. Голова-то одна…»
– Шахземан, гони этих недоучек! – проворчал халиф. – Они знают не больше моего.
– Повинуюсь, мой повелитель, – поклонился первый советник и вышел, сопровождаемый светилами медицины.
– А теперь рассказывай, сестричка, – Шахрияр взглянул в лицо Герсими. – Я же знаю, что у тебя есть ответ на мои вопросы.
– Повинуюсь, мой халиф, – Герсими склонилась в поклоне.
– Шахрияр, – досадливо перебил халиф. – Ты моя сестра, ты сестра моей жены…
– Повинуюсь, Шахрияр.
Герсими задумалась, прикидывая, с чего начать. Но халиф перебил ее размышления.
– Так когда Шахразада проснется? И почему она спит так долго?
«Ну что ж, ты сам хотел правды…»
– Она не проснется, Шахрияр…
Брови халифа взлетели так высоко, что почти спрятались под чалмой.
– Почему?
– Ей хорошо там, куда она сбежала от нас. Ее мир там… Не здесь…
Рассвело. Мейф ад-Дин раскрыл глаза. Сон уже прошел, но нега не отпускала его из своих объятий. Ибо целую ночь он наслаждался той, которую предназначил ему сам Аллах. Той, кто отныне и вовек будет спутницей его дней, лаской его ночей и хранительницей очага.
Солнце вставало все выше, золотя верхушки пирамидальных тополей и минаретов. Вот первые лучи пробрались в опочивальню, нежно провели по обнаженным телам. Во сне пошевелилась Фарида.
И тут ужасная мысль пронзила Мейф ад-Дина.
«О Аллах, сейчас взойдет солнце и моя прекрасная жена увидит рядом с собой старого урода… Что же мне делать?»
Если бы коварная джинния могла услышать эти мысли юноши, она бы торжествовала. Ибо сейчас исполнилось ее проклятие, и Мейф ад-Дин и впрямь захотел умереть только для того, чтобы избегнуть стыда.
Он пытался придумать какую-то сказку, чтобы успокоить Фариду. Но все придумки казались ему какими-то смешными и детскими. И в этот миг он вспомнил слова доброй своей матушки, почтенной Джамили.
«Мальчик мой, – говорила она. – Когда не знаешь, как поступить, поступай благородно…»
И юноша понял, что сейчас надо поступить если уж не благородно, то, по крайней мере, правдиво. И все рассказать жене. О да, будет, похоже, много слез, но (так, во всяком случае, надеялся Мейф ад-Дин) вскоре Фарида привыкнет. И быть может, ей будет даже интересна такая… двуликость мужа.
И вот страшный миг настал. Фарида пошевелилась, протянула руку и, не открывая глаз, погладила Мейф ад-Дина по плечу.
– Да сияет над тобой утро, о муж мой!
Мейф ад-Дин смог найти в себе силы и нежно поцеловать любимую. И тут она открыла глаза. И закричала.
О нет, то был не крик наслаждения. Так кричат от ужаса.