– Боль, которую я испытала, услыхав слова этого варвара, до сих рвет на куски мое сердце… А руки…
Шахразада опустила глаза и посмотрела на собственные ладони.
– … а руки, Герсими, были грязными. Эти полуночные лентяи даже не могут замостить свои скверные дороги! Дорожная грязь подступает к самым стенам замков, сколь бы огромными и богатыми они ни были. И в этой грязи были мои руки, несмотря на то что я уже проснулась!
Герсими слушала «сестричку» с настоящим испугом. Да, такого даже она предвидеть не могла!.. Если руки были в грязи, значит, не только дух Шахразады побывал в ином мире и ином времени, но и телесно она оказалась там.
– Аллах всесильный, – губы Герсими еле шевелились. – Боюсь, что не сегодня-завтра моя прекрасная наставница совсем покинет нас…
«Ведь матушка же говорила, что Шахразада ищет мир, в котором нужна… Мир, где без нее просто жить не могут. И если она переместится туда совсем…»
Герсими закрыла глаза от испуга – она с трудом могла себе представить последствия.
«Нет, доченька, все не так страшно… Твоя „сестричка“ вряд ли сможет перебраться в избранный мир полностью… Однако и я удивлена тем, сколь полно она чувствует те, иные миры-сны… Быть может, Шахразада все же не простая смертная?»
– Шахразада, сестричка, скажи, быть может, все же ты не простая смертная? Должны были быть у тебя в роду маги! Должны! Иначе я не понимаю, где корни твоего удивительного дара…
Царица усмехнулась, но совсем невесело.
– Не знаю, подружка, не знаю я о таких своих корнях. И дару своему дивлюсь по сию пору.
Шахразада почувствовала, как утихает боль от слов невежественного варвара, который стал мужем бедняжки Маделайн. Теперь она уже отлично понимала, что отвергли не ее, а совсем иную женщину. Хотя предчувствовала, что той еще повезет – должен же этот отвратительный горец разглядеть поистине золотую душу смелой девочки, которая согласилась выйти замуж, ни разу даже не видя жениха.
Пора было бы уже покинуть сад, отослать Герсими отдыхать, но… Но царица ощущала, что боль от всего пережитого утихла еще и потому, что она нашла в себе силы рассказать это кому-то другому, не таила горечь в себе, не пыталась слезами смыть ее с души.
«Должно быть, сестренка, тебе придется услышать еще не одну историю. Историю, столь же мало похожую на сказку… И, боюсь, у каждой будет печальный конец…»