Пока Наташка щедро расходует восклицательные знаки, я соображаю, куда бы лучше свернуть. Где бы тут, на Невском, найти в конце дня недорогое и тихое злачное местечко. Хотя ясно: никаким десертом вот так запросто мне подругу в чувство не привести. Тем более что любитель десертов из нас двоих только я.
Еще семь лет назад Наташкин главный редактор был довольно стройным и романтичным молодым мужчиной. И все поначалу радовались, когда он пришел главредом. Все же свой брат, филолог. Что называется, с корнями: университет, литературные объединения… Он и на посту главного продолжал стихи пописывать. Правда, теперь только по случаю. И даже читал их во время издательских междусобойчиков, чем заставлял смущенно розоветь всю разновозрастную бухгалтерию вкупе с производственным отделом.
Как-то подозрительно быстро для филолога Наташкин главред освоил механизм извлечения денег из литературы. И главное – вошел во вкус этого дела. Так или иначе, но он заставил ее работать на себя.
История же с тютчевской книжкой, далеко не единичная между прочим, почему-то именно в этот жаркий июньский день переполнила чашу Наташкиного терпенья.
…Мы уже подошли к Малой Садовой, и Наташка вроде бы слегка успокоилась. Но вдруг лицо ее снова поехало. Показывая рукой через дорогу, она возопила, норовя собрать толпу на несанкционированный митинг:
– А этот-то кому помешал?!
Я близоруко щурюсь: Екатерина вроде на месте. Если, конечно, предположить, что Наташка высказалась о ней в мужском роде, то есть как о памятнике. Сподвижники-соратники ее тоже никуда не делись. Вон они – жмутся к монаршему подолу. Все как полагается.
Но показывала Наташка вовсе не на императрицу, а на здание бывшей Публичной, имени Салтыкова-Щедрина, а ныне Российской национальной библиотеки.
Не дожидаясь объяснений, я потащила Наташку в одно из кафешек на Малой Садовой. Там, выпив залпом двойной мартини, Наташка поинтересовалась, когда я последний раз была в старом здании Публички. Я, заедая пережитый нервный стресс клубничным десертом, ответила, что недавно.
– Ну, и? – задала наводящий вопрос Наташка.
– Что «ну, и»? Книги там. Ничего нового… кажется, – на всякий случай насторожилась я.
– Так уж и ничего нового?
– Предбанник отремонтировали. Теперь там новодел.
– А за предбанником что?
Я, чуя недоброе, стала вспоминать, что было раньше при входе в Публичку и что стало. И вспомнила:
– Батюшки-светы! Сняли!
Наташке понравилось выражение моего лица. Она удовлетворенно кивнула и заказала еще мартини.
– Представляешь, спрашиваю служительницу на контроле: «Где Салтыков-Щедрин?» А она мне отвечает: «Не знаю, унесли его куда-то». Нет, ты представляешь! Стоял он себе в своем сюртучке возле стеночки, в нише, никому не мешал, только смотрел на входящих – строго и, может быть, укоризненно.