Когда Катя вошла вслед за Мигелем в комнату, тетушка Хулия морщинистой, в коричневых старческих пятнах рукой разогнала перед собой табачный дым, нацепила на нос очки в роговой оправе, отчего ее огромные глаза, казалось, совсем вылезли из орбит, и воскликнула, глядя на Катю:
– Гуапа-гуапита! Гуаписсима! Она прелестна! Очаровательна! Гуапа, дорогая, скажи, как там ваша «Аврора»? Надеюсь, она все еще стоит на месте? Говорят, она так похожа на «Гранму» дорогого Фиделя!
И тетушка Хулия попыталась поднять из кресла свое грузное тело в знак восхищения перед новым членом семьи.
Катя не знала, что сказать. Она стояла, растерянно улыбаясь и озирая сквозь дымовую завесу комнату. На стенах, включая дверь, были развешены фотографии Че Гевары. Много-много Че во всех ракурсах…
Тогда, почти пятнадцать лет назад, унося ноги из Аргентины, они наспех и за бесценок продали лавочку тетушки Хулии. Этих денег едва хватило на то, чтобы сделать первый взнос за небольшую трехкомнатную квартирку на самой шумной улице Барселонеты, дешевого эмигрантского района Барселоны.
Отцу Мигеля профессия водителя грузового транспорта пригодилась. На новом месте без работы он не остался. Но от перемены полушарий с ним случилось некоторое головокружение, и после двадцати двух лет примерного брака он вдруг влюбился в низкорослую и покорную филиппиночку, которых в их районе было пруд пруди. И даже в одночасье заделал ей ребенка.
Оскорбленная Соледад, мать Мигеля, собрала вещи Хосе в старый кожаный чемодан и выставила на лестницу. Возражений от Хосе не последовало. Так семья лишилась единственного, по сути, кормильца.
Изничтожая старые свадебные фотографии, Соледад говорила, что имя свое она оправдала: одиночество, видно, на роду ей было написано.
Единственной работой, которая светила приезжей и немолодой Соледад, была работа приходящей прислуги в зажиточных домах. Сначала она, глотая слезы обиды, превозмогала себя, а потом привыкла и даже привязалась от души к двум-трем своим постоянным клиентам.
Сыном Соледад гордилась. Он закончил экономический колледж и получил работу младшего менеджера в торговой фирме, занимавшейся поставками оливкового масла в Европу.
Однажды в доме случился настоящий переполох. Оказалось, что сеньор Пако, двоюродный брат тетушки Хулии, с которым она почти всю жизнь не разговаривала и обзывала за глаза «паршивым перонистом», вдруг оформил на нее завещание. И вот теперь, когда вдовый и бездетный Пако умер, тетушка Хулия оказалась наследницей некоторой, вполне приличной суммы денег.
Тетушка Хулия, которая к тому времени уже прочно вписалась в старое плетеное кресло-качалку, так как не могла ходить из-за подагры, призвала в свою комнату родню и сказала следующее: