Томилин возник на пороге моего дома поздней осенью. На нем были сандалии, одетые поверх хэбэшных, сползающих к щиколоткам носков. В тот день, кажется, выпал снег. Прочие детали томилинского туалета оказались настолько маловыразительны на этом фоне, что стерлись из моей памяти.
Томилин снял сандалии и пошевелил пальцами ног в промокших носках. Потом покосился на тапки Ираклия, стоявшие в прихожей. Но я быстренько спрятала их, выдав гостю свои запасные, без задников. Томилин был огромен, его пепельные, с редкой сединой волосы в поэтическом беспорядке свисали на плечи, а маленькие серые глаза ласково посверкивали из давней небритости.
– Вам кофе или чай? – вежливо поинтересовалась я.
– Нет-нет, ничего не надо, – ответил Томилин немного поспешнее, чем следовало.
– Вы давно ели? – задала я наводящий вопрос.
– Вчера! – вдохновенно отозвался Томилин.
За окном был вечер уже сегодня.
– Грибной суп будете?
Томилин издал нечленораздельный рык всем организмом.
После третьей тарелки супа и двух стаканов чая с ватрушкой Томилин достал из авоськи, скромно болтавшейся на спинке стула, допотопную картонную папку с засаленными тесемками и надписью: «Личное дело. Хранить вечно».
– Знаете, Дарья Николаевна, – тогда мы еще были друг с другом по имени-отчеству, – стихи я теперь совсем забросил. – Лицо его опечалилось. – Вот. Перевожу. Надо же как-то на жизнь зарабатывать.
Насчет стихов я подумала, что, может, оно и к лучшему, а вот «зарабатывать на жизнь» – тут наши интересы совпадали.
…Сначала в разговорах с подругами я называла Томилина «мой приработок». Теперь он перешел в разряд почти «родственника». Свое свободное от основной работы время я посвящаю Томилину. А в промежутках – еще некоторым. Но «некоторые» – явления эпизодические. А Томилин – моя непреходящая ценность.
Про его личную жизнь мы с подругами знаем только, что у него где-то есть бывшая жена и ребенок, которого положительный Томилин пытается всячески содержать.
– Сегодня опять придет «родственник», – говорю я подруге Наташке. – Представляешь, совсем обленился. Валяет какой-то подстрочник, а я поверх текста прописываю больше половины. Но вообще-то, он милый.
– Платит? – С авторами Наташка придерживается строго деловой линии.
– Платит. Он говорит, что за то время, пока переводит все эти импортные опусы, выработал какую-то свою теорию написания бестселлера. Конечно, при таких глобальных задачах ему не до стилистических красот. Он там, знаешь ли, какой-то алгоритм в этих текстах ущучил. И скоро всех нас удивит. Он так утверждает.
– Могу себе представить. – Судя по голосу, идея бестселлера местного разлива в исполнении Томилина Наташку почему-то не вдохновляет. – Наверняка получится что-то вроде отечественных «Жигулей». По виду «Фиат», а по существу…