— А я думал, ты не такая, как другие женщины. Ты ж мое чудо, я тебя в море нашел.
Зоя, всхлипывая, улыбнулась.
— Ото же лучше, — смягчился Артем. — Не плачь никогда. Ненавижу я слезы. Разлюблю тебя. А мне тебя разлюбить — все равно, что помереть…
Зоя никогда не была плаксой, и она скоро научилась обходиться без слез.
Да и плакать не было серьезных причин. Большое, настоящее горе, тяжкие слезы ищут уединения. А женщине, в сущности счастливой, нравится порыдать иногда у мужа на плече… Зоя подумала обо всем этом и решила, что Артем прав. Он всегда говорил ей правду, порою резкую и тяжелую для нее. И это закаляло ее еще несложившийся характер. Артем был старше, опытнее. Он обладал душою, сочетавшей большую лиричность с суровостью, и суровость эта граничила порою с грубостью. Он не выносил нытья, слабости — работа на Севере этого не терпит. Против грубости Зоя решительно восставала. Все остальное было для нее приемлемо.
Оставив в горящем доме свое счастье, зарыв в лесу маленькое тело сына, почти потеряв надежду найти мужа, Зоя отчаянно боролась с душившей ее невероятнейшей тоскою. Спасение было мыслимо только в работе, а рука заживала слишком медленно. Но чем больше одолевала Зою тоска, тем деятельнее она становилась. Она ухитрялась одной рукою мыть пол, взбиралась на лесенку, чтоб убрать паутину с потолка и пыль со стен, бегала за продуктами, стряпала обед. Полина наблюдала за ней с ужасом и восхищением. «Я б, наверно, повесилась на ее месте», — думала она. Зоя ощущала огромную потребность поговорить о муже, но обязательно с человеком, который хорошо знал его. Казалось, это в какой-то мере восполнит отсутствие Артема. Но она жила в чужом городе, где ни ее, ни Артема никто не знал. И она общалась тогда только с соседками: Полиной и Александрой Алексеевной.
Мечтательная Полина могла целыми днями сидеть на диване, либо читая, либо размышляя вслух или про себя. В ней, дочери рабочего, жило неведомо откуда пришедшее сибаритство. Настроение ее всегда оставалось минорным. Если причины грустить не было, Полина старалась отыскать ее. С приездом Зои она часто плакала о судьбе подруги. Она страдала от разлуки с мужем и часто говорила об этом. А если долго не было писем, ходила жалкая, растерянная, с распухшим от слез лицом. Она читала умные, сложные книги и глубоко задумывалась над прочитанным. Пианино молчало — Полина не прикасалась к нему с отъезда мужа. Зое мешала больная рука. Она с наслаждением поимпровизировала бы часок, другой.
Александра Алексеевна с любопытством наблюдала жизнь этих двух женщин. Она приехала с мужем и двумя детьми из Ленинграда, когда эвакуировался энский завод. Муж, поглощенный работой, почти не бывал дома. А если и бывал, то узнать об этом удавалось только, слушая, как покрикивает на него жена. В душе она глубоко уважала и крепко любила своего Петрушу, но, считая, что проявить эти чувства было бы непростительной слабостью, прикрывала их нарочито грубыми словами. Она любила спорить по каждому пустяку, хотя бы ей приходилось доказывать, что черное это белое и наоборот. Она ревновала мужа к парторгу (муж был начальником цеха) — веселой миловидной женщине; тщательно следила за своей внешностью, часто ходила в парикмахерскую.