-- Ну... да, тут понимаешь, мы поспорили с Гарри, а проигрывать мне неохота, это и тебя касается.
-- Чем это?
-- Ну, если я проиграю, ты пойдешь с Гарри на свидание.
Джинни вспыхнула было, и тут же угасла. Ну сходит она с Гарри на свидание, за ручки подержатся, а дальше что? В проблемах она ему точно не признается, ибо как признаться в таком? И останется все как есть, только еще хуже, и сеансы убеждения от Грейнджер каждый вечер станут еще невыносимее.
И самое ужасное, Джинни чувствовала, что готова сдаться и стать Джинни Грейнджер.
-- Понятно. Давай записку, - ледяным тоном сказала Джинни. - Мог бы и сам передать!
-- Да как ты себе это представляешь? Не, через тебя надежнее! Все, я побежал!
И Рон умчался, крича Гарри: "Готовься, Поттер!". Джинни вздохнула, развернула записку и долго давилась смехом. Рон просил Милисенту о свидании, с поцелуем в щечку, уверяя, что прекрасная слизеринка заслонила ему все небо, и вообще, он прямо пылает. Джинни прикинула, что к чему, и решила, что ничего с Роном не случится, если она слегка подкорректирует текст записки в своих целях, и вообще, ее проблема важнее!
Найдя Милисенту, она отдала записку, полюбовалась, как та прямо опешила по прочтении.
-- Что, прямо так? - недоверчиво спросила Буллстроуд.
-- Точно, точно, не сомневайся, - закивала Джинни. - Вот, записку Драко не передашь?
-- Конечно, - согласилась Милисента. - За ради такого!
После чего она хлопнула Джинни по плечу, но Уизли шустро увернулась.
Уже вечером, Грейнджер затащила Джинни в каморку Борисова, так сказать, осыпать драгоценностями, и под это дело как следует ощупать, пообнимать и повертеть. Сам Борисов отправился к акромантулам, предъявлять остатки бронежилета и вешать лапшу на уши, мол, крепка оборона лекарства для Арагога, надо больше брони! Драгоценности, а именно содержимое сейфов Гринготтса, упертое эльфами по приказу Борисова, так и валялось кучей в каморке. Единственное, что сделал Федор Михайлович - отделил деньги, а остальное отдал Грейнджер, со словами, что все равно в магических висюльках не разбирается.
И теперь Гермиона демонстрировала все это богатство Джинни, вешала на нее ожерелья, цепляла кольца и цепочки, и примеряла на нее белое платье, уверяя, что все это просто прекрасно. Джинни сидела, тупо уставившись на бесценную чашу, с выгравированным барсуком, которую Грейнджер поставила перед ней и сейчас наливала вина. Любовные зелья младшей Уизли никто не наливал, ибо Гермиона, воспылавшая страстью, решила, что все должно быть естественно и нужно завоевать сердце Джинни.