Женщина была коротенькая, плотная, с прямыми волосами, светлыми и уже седеющими, и детской челочкой.
— Это я придумала ей кличку, в честь принцессы, потому что коровой с самого начала занималась только я, — продолжала она, усаживаясь доить. — Я роялистка. Раньше была роялисткой. У меня каша сварена, стоит на печке сбоку, чтоб не простыла. Я сейчас быстро подою. Вы только, пожалуйста, зайдите за угол и подождите там, чтобы она вас не видела. Очень жалко, что я не могу предложить вам яиц. Мы раньше держали кур, но до них все время добирались лисы, и нам просто надоело.
«Мы». Мы раньше держали кур. Значит, где-то поблизости есть мужчина.
— Каша — это замечательно. Я вам с удовольствием заплачу.
— Не надо. Только отойдите за угол. А то она слишком интересуется вами и не отдает молоко.
Джексон зашел подальше за угол сарая. Сарай сильно обветшал. Джексон заглянул в щель меж досками — посмотреть, какая у женщины машина, но увидел только старую двуколку и какие-то останки сельскохозяйственных приспособлений.
Видно было, что за хозяйством здесь стараются следить, но без особого успеха. Белая краска на доме вся облупилась и посерела. Одно окно заколочено досками, — видно, стекло разбилось. Ветхий курятник, — наверно, отсюда лисы таскали кур, как она сказала. Куча черепицы на земле.
Если в этом хозяйстве есть мужчина, то он либо инвалид, либо парализован ленью.
У дома проходила дорога. Перед домом — небольшое, обнесенное изгородью поле. Проселок. В поле паслась смирная с виду пегая лошадь. Зачем держать корову — понятно, а лошадь? Еще до войны фермеры начали избавляться от лошадей и пересаживаться на трактор. А эта женщина явно не из тех, кто станет гарцевать верхом забавы ради.
Тут до него дошло. Двуколка в сарае. Это не обломок старины, а единственный доступный женщине транспорт.
Он уже давно заслышал какой-то странный звук. Дорога уходила в горку, и с другой стороны этой горки доносилось цоканье. А с ним какое-то журчание или посвистывание.
Вот оно. На вершине холма показался ящик на колесах, который тянули две очень маленькие лошадки. Меньше той, которая паслась на поле, но не в пример живее. А в ящике сидели человечки. Их было пять или шесть — все одетые в черное, с чопорными черными шляпами на головах.
Звук исходил от них. Это они пели. Небольшими, высокими голосками. Сладостные звуки. Человечки даже не глянули на него, проезжая мимо.
Он стоял как вкопанный. Что там двуколка в сарае и лошадь в поле по сравнению с этим.
Он все стоял на месте, глядя то в одну, то в другую сторону, когда женщина позвала его: