Потом события приняли оборот, который нетрудно было предугадать, — и, скорее всего, его кто-то в самом деле предугадал, только не мой отец. Я не знаю, случалось ли это с другими добровольными помощницами в театре. Зато я знаю — хотя и не помню, — что отец целый день рыдал и ходил за матерью по дому, не выпуская ее из виду и отказываясь ей верить. А она, вместо того чтобы как-то его утешить, сказала такое, отчего все стало гораздо хуже.
Она сказала, что ребенок — от Нила.
Она была уверена?
Абсолютно. Она подсчитала дни.
И что было потом?
Отец перестал рыдать. Ему нужно было возвращаться на работу. Мать собрала вещи и увезла нас, и мы поселились с Нилом в трейлере, который он нашел, за городом. Мать потом говорила, что тоже плакала. Но еще она говорила, что почувствовала себя живой. По-настоящему живой — может быть, впервые в жизни. Словно ей дали шанс; словно ее жизнь началась заново, с самого начала. Она ушла, оставив в прошлой жизни серебро, фарфор, оформленный дизайнером дом, сад с цветами и даже книги из книжного шкафа. Мать намеревалась отныне жить, а не читать. Она оставила в шкафу всю одежду на вешалках и туфли с высокими каблуками, распяленные на колодках. Кольцо с бриллиантом и обручальное кольцо — на комоде. Шелковые ночные рубашки — в ящике комода. За городом она собиралась ходить голой — во всяком случае, пока тепло.
Но у нее ничего не вышло: когда она попробовала, Каро убежала и спряталась в своей койке, и даже Нил сказал, что не в восторге от этой идеи.
Что он сам, Нил, об этом думал? Его жизненная философия, которую он позже сформулировал в разговоре со мной, звучала следующим образом: радостно принимать все, что случается. Все, что с человеком происходит, — это дар. Мы даем и берем.
Я с большим подозрением отношусь к людям, которые выражаются подобным образом. Хотя, пожалуй, у меня и нет на это оснований.
Нил был не настоящим актером. Он сказал, что начал играть в театре эксперимента ради. Чтобы лучше познать самого себя. В университете он был частью хора в «Царе Эдипе» — до того, как бросил учебу. Ему это нравилось — отдаваться происходящему, сливаться с другими. Потом однажды в Торонто он столкнулся на улице с приятелем, который собирался на прослушивание — роль на лето в новом театре в маленьком городке. От нечего делать он пошел вместе с другом и получил роль, а его друг — нет. Это была роль Банко. Иногда режиссер делает Дух Банко видимым, иногда нет. На этот раз выбрали видимую версию, а Нил был как раз подходящего размера. Просто прекрасного размера. Весьма плотный дух.