Корри не видела причин, почему бы ей тоже туда не зайти.
Но в последний момент поняла, что пройдет мимо.
Но было поздно. Ее окликнули вызывающим — во всяком случае, совершенно не похоронным — тоном от двери, куда входили люди.
Какая-то женщина. Она подошла поближе и сказала:
— Жаль, что вас не было на отпевании.
Корри понятия не имела, кто это такая. Она объяснила, что, к сожалению, должна была держать библиотеку открытой и потому не смогла прийти вовремя.
— О, конечно, — сказала женщина и тут же отвлеклась на разговор с другой женщиной, которая несла в руках пирог.
— Что, в холодильнике будет место для этого?
— Не знаю, миленькая. Пойдите сами посмотрите.
На женщине, окликнувшей Корри, было платье в цветочек, и Корри подумала, что все женщины на поминках будут одеты так же — в лучшее воскресное платье, если не лучший похоронный наряд. Но, наверно, ее представления о лучшем воскресном наряде устарели. Многие из присутствующих женщин были, как и она сама, в брюках.
Другая женщина принесла ей кусок торта на одноразовой тарелке.
— Вы, наверно, проголодались, — заметила она. — Мы все проголодались.
Женщина, которая когда-то работала парикмахершей (Корри у нее тогда стриглась), сказала:
— Я так всем и говорила, что вы наверняка зайдете. Объяснила, что вы освободитесь, только когда библиотека закроется. Я сказала, очень жалко, что вам придется пропустить отпевание. Так и сказала.
— Служба была очень красивая, — вмешалась в разговор еще одна женщина. — Вот вам чай к торту.
И так далее. Корри не могла вспомнить, как зовут этих людей. Объединенная и пресвитерианская церкви в городке едва дышали; англиканская уже много лет как закрылась. Может, все прихожане перешли сюда?
Только одна женщина среди присутствовавших (если не считать Корри) была центром внимания. Она была одета именно так, как, по представлениям Корри, следовало одеваться на похороны. Прекрасное серовато-сиреневое платье и летняя шляпка скромного серого цвета.
Женщину подвели к Корри, чтобы представить их друг другу. У нее на шее висела скромная нитка натурального жемчуга.
— Ах да, — женщина говорила тихо, и голос звучал настолько радушно, насколько это допускалось приличиями в данном случае, — вы, значит, Корри. Я о вас так много слышала. Хотя мы никогда не встречались, но у меня было такое ощущение, словно мы знакомы. Но вы, наверно, не знаете, кто я.
Она назвала имя, но Корри оно ни о чем не сказало. Женщина встряхнула головой и чуть виновато рассмеялась:
— Лилиан работала у нас с тех самых пор, как переехала в Китченер. Дети ее обожали. И потом внуки тоже. Просто без ума от нее были. Боже мой! Когда у нее был выходной, я оказывалась никуда не годной заменой. Мы все ее обожали, правду сказать.