18
Йохен Влаармейер водил автобус между Маардамом и деревней Каустин более одиннадцати лет.
Шесть рейсов в каждом направлении. Ежедневно. Не считая выходных дней, согласно скользящему графику, и, разумеется, кое-каких недельных отпусков.
Первый и последний рейсы были в некотором отношении бессмысленными. Впрочем, только в некотором. Не имелось никаких разумных причин для того, чтобы отправляться в Каустин в половине седьмого утра, равно как и для того, чтобы выезжать оттуда двенадцатью часами позднее. Однако на ночь автобус следовало оставлять в гараже на аллее Леймаар, а Влаармейер ничего не имел против того, чтобы иногда прокатиться порожняком. Отнюдь. С годами он стал все больше рассматривать пассажиров как некую помеху в работе и приятными моментами жизни считал прежде всего вечерние рейсы обратно в город. Полное отсутствие транспорта на дороге. Пустой автобус, и еще один рабочий день позади. Чего же еще желать?
По воскресеньям количество рейсов сокращалось до четырех. По два в каждую сторону. Он выезжал в девять часов утра — всегда гарантированно без пассажиров — и поворачивал обратно в десять с грузом из четырех деревенских старух, направлявшихся на службу в церковь Кеймер. Собственная церковь их почему-то не устраивала. Или, может, она не работала; Влаармейер не питал особой любви к таинствам с тех пор, как более тридцати лет назад у него отбил девушку молокосос-студент, изучавший теологию.
В два часа он отвозил деревенских старушек обратно домой. К этому времени те успевали еще выпить кофе с пирожным в кафе на площади Розенплейн.
Всегда одна и та же четверка. Две маленькие толстушки и две сгорбленные исхудалые старушенции. Он много раз задавался вопросом, почему бы автобусной компании не возить их на такси. Выходило бы дешевле.
В это холодное воскресенье их оказалось только трое, поскольку фрекен Виллмот, одна из толстушек, болела гриппом. Об этом незамедлительно доложила продрогшая от ветра фру Глок, как только залезла в автобус возле школы.
Тридцать восемь и два и увеличенные миндалины, сообщили ему. Сильный насморк и ломит все тело. Просто чтобы он был в курсе.
И та же фру Глок закричала так, что он чуть не съехал в кювет. Произошло это перед самым длинным поворотом на подъезде к деревне Коррим; крик был такой, как если бы Влаармейеру случайно залетела в ухо чайка.
Он выровнял автобус и взглянул в зеркало заднего вида. Увидел, что старая женщина, приподнявшись со своего места, колотит рукой в боковое окно.
— Остановите автобус! — кричала она. — Господи, ради бога, остановитесь!