Он оглядел комнату взглядом, несколько напоминающим взгляд Софи Вайнер накануне вечером, затем блестящими глазами посмотрел на нее:
— Я поговорил с ней сам.
— Поговорил с ней? — недоверчиво спросила Анна. — Когда?
— Только что. И пришел к тебе прямо от нее.
Первым чувством Анны была досада. Действительно, было нечто комически нелепое в том, как юноша, страстно желающий вступить в обязанности взрослого мужчины, по-мальчишески поддался порыву. Она взглянула на него с едва скрываемым удовольствием:
— Ты просил меня помочь тебе, и я обещала. Вряд ли стоило придумывать такой тщательный план, если ты намеревался действовать самостоятельно, не предупредив меня.
— Не говори со мной таким тоном! — взорвался он.
— Таким тоном? Каким тоном? — Она внимательно посмотрела на его дрожащее лицо. — Собственно, — продолжала она, все еще чуть ли не смеясь, — я с большим основанием могла бы попросить о том же самом тебя.
Оуэн покраснел и неожиданно успокоился.
— Я имел в виду, что был вынужден сказать ей, только и всего. Ты не оставляешь мне возможности объяснить…
Она с нежностью посмотрела на него, сама немного удивленная своей раздражительностью.
— Оуэн! Разве я постоянно не стараюсь, чтобы ты получил такую возможность? Поэтому мне и хотелось первой поговорить с твоей бабушкой… и я выжидала удобного момента…
— Удобного момента? И я тоже. Поэтому и заговорил с ней. — Он снова повысил голос, ставший резким и напряженным.
Его мачеха отвернулась и села в уголке дивана.
— Дорогой, ну о чем мы спорим! Ты снял груз с моих плеч. Садись и расскажи мне все.
Он нерешительно остановился перед ней, сказал:
— Я не могу сидеть.
— Тогда ходи. Только расскажи мне: я сгораю от нетерпения.
В ответ он бросился в кресло, стоявшее рядом с ней, мгновение сидел, ничего не говоря, вытянув ноги и закинув руки за голову. Анна, не сводя глаз с его лица, спокойно ждала, когда он заговорит.
— Так вот… конечно, именно такой реакции и можно было ожидать.
— Хочешь сказать, она восприняла это так плохо?
— Каких только доводов не прозвучало, вся тяжелая артиллерия была пущена в ход: отец, Живр, мсье де Шантель, королевская власть и церковь. Даже бедная моя матушка была вызвана из забвения и вооружена воображаемым протестом.
Анна сочувственно вздохнула:
— Ну… ты же был готов ко всему этому?
— Думал, что готов, пока не услышал ее. И потом, это звучало так невероятно глупо, что я не выдержал и так и сказал ей.
— Ох, Оуэн… Оуэн.
— Да, знаю. Я поступил как дурак; но я ничего не мог с собой поделать.
— И наверно, смертельно обидел ее? Именно это я и хотела предотвратить. — Она положила руку ему на плечо. — Несносный мальчишка, не дождался, не дал мне замолвить слово за тебя!