На экране обыкновенного лэптопа началось замедленное воспроизведение записи.
Снимали на очень хорошую специальную камеру – больше пятидесяти кадров в секунду. В дрожащем свето-мраке, в месиве тел я видела себя, Ангела Танца и Куарэ. Мы сближались – медленно, рывками. Воспроизведение пережевывало и смаковало каждую картинку, каждый отдельный снимок. Я почти не двигалась, Куарэ почти не двигался, движения людей исчезали в шевелении картинки. А Ангел по-прежнему оставался за гранью восприятия – размазанный, рвущийся, готовый погрузить реальность в себя.
Кульминация: мы столкнулись и исчезли. Мовчан сказала, что прошло семь десятых секунды, и я смотрела сорок кадров без нас троих: судороги дискотеки, танец в смоле. На сорок первой картинке появилась я, появился Куарэ, и остальное я помнила.
Плохо.
Потому что я не увидела ничего. Мовчан могла показать эту запись и без персонапрессивного контакта: моих полномочий хватает, ее полномочий хватает. И ей не пришлось бы тянуть ви́ски сквозь спазм губ – потом, когда все кончится.
«– Соня. Ты смотрела что-то еще? Кроме нашей… Темы?
– Нет.
– Точно?
– Да.
Глоток.
– Тогда почему я ненавижу тебя?»
Я смотрела эту запись снова: кадр, еще один, еще одна пятидесятая секунды. Текло время, становилось все больнее удерживаться вот так – растянутым мостом между собой и Мовчан.
Кадр, кадр.
Я нашла это на излете последних секунд – так странно, так понятно, так банально.
– Я не знаю, что с этим делать, – сказала Мовчан.
Ее лица я не видела, хотя уже целиком вернулась в реальность. Очень хотелось прилечь. Анастасии Мовчан, полагаю, еще сильнее.
– Не понимаю своих ощущений, доктор.
– И я. Но я постараюсь разобраться, милая. Прикинуть варианты. Может, завтра?
– На сканировании.
– Думаю, да.
Мовчан показывала мне какие-то данные на экране ноутбука. Я видела свое имя, узнавала размеры опухоли, параметры отростков. Остальное относилось к высшей цитологии и, кажется, биохимии. По виску доктора под идеальной прядью катилась капелька пота.
«Скотский холод», – вспомнила я.
– Видела уже третьего проводника? – спросила доктор, закрывая лэптоп.
– Да.
Анастасия Мовчан упала в кресло, нимало не заботясь о том, что его скрывал грубый полиэтилен. Я осторожно села на край стола.
– Гм. Я еще нет. И что скажешь?
– Она не производит впечатления больной.
– Насчет Куарэ тоже не скажешь… Погоди. Что значит – «она»?
Я промолчала. Мовчан промакивала платком виски, а другую руку пыталась держать подальше от кармана с сигаретами.
– Насколько я помню, – озадаченно протянула она наконец, – наш господин соглядатай определенно имел в виду мужчину.