– и полистал. Лицо директора, подсвеченное молнией, казалось синим.
«Рассвета сегодня не будет». В груди было тесно.
– Читай.
«Параграф 26, пункт шестой, – прочитала я. – Взаимодействие проводников и медиумов».
Остальное я вспомнила. И о погрешностях совместного применения, и об обязательных поправках, и о «мнимом эффекте лазури». Там упоминались цветовые искажения в других областях спектра, среди которых, конечно, был и синий. Но теперь я уверена, что ни один медиум не видел зеленого, пурпурного или желтого проводника.
(Ты думаешь, Соня? Ты еще способна думать?)
Медиумы видят нас как врагов, но их учат, что это «интерференция». Что это «ложноположительный синий код». Их учат, что синий – это не всегда тот синий.
Карин Яничек видела меня в синей дымке и даже не подозревала, сколь ошибочна ее правота.
– Старк поторопился. Они все помешаны на своих инструкциях, – сказал директор. – Они боятся. А когда боятся – они ошибаются.
Я слушала его. Директор говорил очень много, так не похоже на него – и ему тоже было страшно. Куарэ всегда знал, кто я, и все равно боялся того, что я получила откровение.
– Вы меня позвали, потому что Старк ошибся?
– Да.
– Он не должен был убивать Карин.
Куарэ встал и положил «Процедуры…» на место, поправил соседние книги. Я смотрела ему в спину и без слов понимала, что нет – должен был. Просто мистер Старк сработал грубо.
– Пойми, Соня, – сказал Куарэ, не оборачиваясь, – ее смерть была неминуема. Но просчитавшийся резидент даст тебе время. Пока я буду требовать разбирательств, пока дисциплинарный комитет изучит материалы, ты получишь недели. Может быть, месяц.
Был вопрос – главный и важный. Нет, их было много – тысячи вопросов, и все что-то значили, все были дорожками к неимоверно нужным ответам. Были обидные вопросы, злые и испуганные, я хотела огрызаться, и у меня дрожали руки от бессилия.
Но профессор Куарэ когда-то привел меня в класс с маленькими партами, где мне стало не все равно.
Поэтому я не посмела и спросила умом. Снова.
– Что мешает им убить меня? У меня есть две замены.
– Мой сын не готов.
«Ваш сын умирает», – хотела сказать я, и вдруг услышала отражение:
– Мой сын умирает, Соня. Умирает намного быстрее, чем должно. Он сжигает себя в каждом противостоянии. В последнем обследовании…
Я перестала слышать. Куарэ убивает не только Ангелов – он убивает и себя. Почему так? Не умеет иначе? Или это подсознательное – как плата за то, что он убивает детей? Или подсознание не может убивать? Я вспоминала наш чай в начале третьего ночи. Я думала о ледяном вихре, сминающем Ангела, вспоминала силу, которая – слабость, которая – смерть.