В приемной светлело так быстро, что казалось, будто облака срывали с неба. Малкольм побросала вещи в сумочку и пошла к дверям, а я поражалась себе: что я здесь наговорила? Сердце провалилось в очередной приступ боли.
– Джоан.
– А?
– Что мне делать до того?
– До девичника? – она обернулась. – В каком смысле?
Я молчала – собиралась с силами для ответа, но Малкольм поняла мое молчание по-своему.
– А. В философском, значит. Будь собой – просто учительницей. И посоветуй секретарше господина Куарэ, чтобы она вылила куда-нибудь духи. Желательно не на себя.
Я осталась в приемной, только перебралась в кресло Аи. У меня еще получилось развернуть его к окну, протянуть руку к жалюзи – а потом был только рассвет, наковальня бури над южным крылом учебного корпуса и боль.
Пожалуй, боли было больше всего.
* * *
Ая жалась у шкафов: день секретарши начался ужасно. Уехал директор, оставив детальные распоряжения на неделю, а в ее кресле с утра нашлась умирающая. Духи пахли особенно резко, и я едва сдерживалась, чтобы не пересказать Ае слова Джоан.
– Во-от… Вот так.
Николь прижала место инъекции ватой и подтащила к ней мой палец:
– Все, держи.
Я кивнула: я верила в симеотонин – в начало своего конца.
Николь вопросительно смотрела на меня. Я подумала и ответила на взгляд:
– Помоги встать, пожалуйста.
– Давай руку.
Я ненавидела взгляд Аи. Она видела знак биологической опасности на упаковке инъектора, она видела, как я не могла даже прикрыть рот, она видела все. Ая уже хоронила меня, и к обеду на поминках будет весь лицей.
«Рано», – думала я.
«Только бы не дошло до детей», – думала я.
Глупо ведь получится. Через пятнадцать-двадцать минут все будет хорошо, но нет хуже урока, когда ученики уже настроились на отмену занятия. Или хотя бы на замену.
* * *
За день я успела много. И даже дошла до открытого занятия Куарэ.
– Можно? – спросила я и поняла, что Куарэ знает о сегодняшнем утре. Но был почти полный класс, в крови искрами вился симеотонин, и день, начавшийся с бури, звучал ослепительно.
И он не сказал ничего – только кивнул.
Я села у окна, положила перед собой блокнот и вслушалась в класс: я только что оказала услугу Анатолю: 3-D любит показать себя – перед Марущак, перед куратором, передо мной. Кто бы ни пришел на урок, этот класс будет работать лучше. Наверное, им просто мало одного учителя.
Я видела и слышала все. Рисунок урока был напряженным, потому что Анатоль – намеренно или нет – задал острый ритм проводника.
Он задавал личные вопросы:
– Вы бы смогли находиться рядом с таким, как Тиффож?
Он провоцировал: