место. Он попятился к выходу, но Ева услышала, как скрипнула половица, и открыла глаза.
Увидев его, она осторожно скользнула к краю кровати и села, свесив ноги.
Александр заметил, что ногти пора бы подстричь. Розовый лак почти полностью облез. Без лишних слов он вытащил швейцарский складной нож, который когда-то подарила ему жена. Помимо лезвий в этом хитроумном устройстве имелось еще множество инструментов, и оно прилично оттягивало карман, но Александр всегда держал его под рукой. Он взял правую ногу Евы, положил себе на колено и прошептал:
— Милые ножки, но ногти как у грязнули.
Ева улыбнулась.
Джейд спала. Ева надеялась, что гостье снится Эмбер и что во сне они снова вместе и снова счастливы.
Когда ногти Евы были аккуратно подстрижены, Александр сложил кусачки, задвинул их на место и вытащил следующий инструмент — небольшую пилку.
Ева тихо рассмеялась, когда он начал водить пилкой по кромке ногтя.
— Думаешь, Иисус был первым мастером по педикюру?
— Первым, кому удалось прославиться, — усмехнулся Александр.
— А нынче есть звездные педикюрши?
— Без понятия. Я подрезаю себе ногти сам, над страницей из «Лондонского книжного обозрения». Разве все остальные делают не так же?
Они общались нормальными голосами, понимая, что Джейд спит мертвым сном, вызванным отчаянием и усталостью.
Александр сходил к своему грузовику и вернулся с бутылкой ацетона и белой тряпочкой.
— Собираешься спалить всю округу? — испугалась Ева.
— Пусть ты и лежишь в постели несколько месяцев, но это не повод запускать себя.
Алекс смочил тряпочку ацетоном и стер с ногтей Евы старый лак. Закончив с этим делом, сказал:
— А теперь надо тебя постричь. — И вытащил из складного ножа крохотные ножницы.
— Они словно из сказок братьев Гримм! — улыбнулась Ева. — Чем ты занимался в выходные, стриг высокую траву на лугу по одной травинке?
— Ага, — кивнул Александр, — по заказу злобного гнома.
— И что тебе грозило, если бы ты не справился с заданием?
— Дикие лебеди выклевали бы мне глаза, — пожал он плечами и тоже рассмеялся.
Ушло не больше пятнадцати минут на то, чтобы превратить прическу Евы из «здравствуйте, мэм» в «привет, Ева!».
— И наконец, — сказал кудесник на все руки, — брови. — Он с трудом выколупал крошечный пинцет. — Нам нужны ироничные арки, а не щетинистые гусеницы.
— Щетинистые? — переспросила Ева.
— Это значит…
— Знаю я, что это значит, — прожила с щетинистым мужчиной двадцать восемь лет.
Ева ощущала в теле небывалую легкость, словно освободилась от силы земного притяжения. Чувство это она испытывала только в детстве, играя с друзьями в мир понарошку и на несколько секунд погружаясь в воображаемую реальность настолько глубоко, что вымышленный мир становился более настоящим, чем скучная повседневная действительность, состоявшая в основном из всяких неприятных дел. Ева чувствовала прилив приятного возбуждения и едва могла усидеть неподвижно, пока Александр выщипывал ей брови.