«Только не выгляди так, будто готова упасть в обморок при виде полуобнаженного мужского тела, глупая идиотка. Он думает, ты вдова и проститутка».
— Так с Кэти все в порядке? — поинтересовался Алек.
— О да, да: она быстро заснула опять и вполне довольна, спасибо! — коротко отрапортовала Розали и повернулась, чтобы уйти.
Его рука оказалась у нее на плече.
— А как дела у вас, миссис Роуленд? Возможно, вы просветите меня, почему ваша ночная рубашка забрызгана водой, а ступня обвязана носовым платком?
— Я умудрилась занозить ногу на лестнице. Только что. Всего лишь обычная заноза. Мне очень жаль, что я вас побеспокоила.
Его голос смягчился.
— Хватит обвинять себя во всем!
— А кого же еще я должна во всем винить? — прошептала Розали.
Она ощущала крепкое пожатие его теплых и сильных рук на своих плечах.
— Послушайте меня. Никто бы не смог сделать для вашей сестры больше, чем сделали вы. Вы прочесали ради нее весь Лондон, взяли на себя заботы о ребенке.
— Но я должна была так поступить. Должна. — Она взглянула на него, и в ее глазах застыло безмолвное отчаяние. — Потому что это моя вина, Алек!
— Господи помилуй! В чем?
— Я виновата в том, что моя младшая сестренка убежала из дома!
Его взгляд был тверд.
— Мне в это трудно поверить.
— И тем не менее это так, — уныло протянула Розали, и отодвинулась от него подальше. — Почему, вы думаете, я столь отчаянно забочусь о бедняжке Кэти? Потому что для меня это единственный способ покаяния! — Розали дрожала. — Вы были ко мне так добры, вы и ваши люди, а я вовлекла вас во всю эту ложь, а должна была рассказать все с самого начала, я предала вас. Простите, я мешаю вам спать. Сейчас же вернусь в свою комнату.
Однако ей не удалось сдвинуться с места, потому что он снова удержал ее за плечи.
— Розали! Это приказ. Вы никуда не уйдете, пока я не взгляну на вашу ногу;
Она смотрела на него невидящими глазами:
— Нет-нет, спасибо, ничего страшного, это всего лишь обычная заноза.
— В таком случае ее необходимо удалить. Будет лучше, если вы пройдете сейчас в мою комнату. И расскажете мне обо всем.
Произнеся эти слова, Алек горько пожалел о своем необдуманном поступке. А что еще ему было делать? Он не мог оставить ее, бросить, когда она испытывала сильную душевную боль, которую безуспешно пыталась от него скрыть. Не мог оставить переполненной глубочайшего презрения к самой себе.
И не мог отвести ее наверх, где их заметил бы любой из солдат, совершающих ночной обход дома. Он играл с огнем. И прекрасно понимал это.
Розали проследовала за ним в его комнату. Судя по ее подпрыгивающей походке, она не могла в полную силу наступить на левую ногу. Алек заметил, как она взглянула на его разобранную постель и резко перевела дыхание, присев на краешек кресла в ночной сорочке, застегнутой на все пуговицы под самое горло. Однако ее прелестные серебристые волосы были распущены, как никогда не случалось днем, и… «Проклятье», — пронеслась единственная отчетливая мысль. Проклятье, неужели она не понимает, что, присев перед лампой, открыла на обозрение… открыла на обозрение… Господи, да несмотря на длинную и полностью закрывающую тело ночную рубашку, Алек видел все, буквально все сквозь тонкую застиранную материю! Розали выглядела такой изящной, очертания длинных стройных ног отчетливо проступали сквозь льняное облако, упругие груди напряглись.