— Дурачок ты, дурачок. Мать у тебя удивительная женщина с золотым сердцем. Красавица. А уж талантов! Ты весь в нее. Я — счастливейший человек, что она мне тебя родила. Кто я? Простой бухгалтер, «человек в нарукавниках», понимаешь? Я ей никак не подходил, а она все-таки столько лет меня любила. Ты когда-нибудь все поймешь правильно и не будешь на нее сердиться.
Отца Саня обожал, но жил в доме Калашниковых, там было и теплее, и веселее. Спустя несколько лет отец привел в дом тетю Наташу, тоже из тех, что «в нарукавниках», по вечерам они сидели на кухне, пили чай и обсуждали финансовые отчеты. У тети Наташи была дочка Милочка, тихая белобрысая девочка. Саня ее и не замечал. Непримечательная она была девочка. Но жили они мирно, ладно и тоже как-то незаметно. Саня окончил школу, поступил в иняз. С тетей Лизой они тогда занимались днями и ночами. А когда поступил, то приволок своей любимой тете Лизе такую охапку цветов, что пока он ее по Москве тащил, все на него оглядывались. Половину посадского сада притащил. И тогда он впервые увидел, как тетя Лиза плакала. Она плакала навзрыд, прижимала к себе Саньку, и оказалось, что она ему по плечо, и волосы у нее наполовину седые… Он растерялся, утешал ее, а у самого в глазах тоже стояли слезы. «Вот и вырастили мальчика», — сказала она тогда. Лялиной бабушки в живых уже не было, а она бы за Саню очень порадовалась, она его любила.
Ляля тоже поступила, но на русское отделение. Институты у них были разные, а направление одно — гуманитарное, они спорили до хрипоты по любому поводу и ходили вместе в походы. Саня по-прежнему опекал большеглазую, словно бы всегда удивленную Ляльку. Но скорее по привычке, чем по необходимости. Характер у фарфоровой куколки с точеным носиком был взрывным и непредсказуемым, энергии хватило бы на двоих, а воли в осуществлении своих намерений — на четверых. Но Лялька, а вовсе не Милочка, тети-Наташина дочка, давным-давно стала для Сани младшей сестрой, он и злился на нее из-за всевозможных фортелей и безропотно помогал. После окончания института Саня уехал жить в Посад, у себя в доме ему стало и душно, и скучно, и тесно, тот же чай по вечерам, те же финансовые отчеты. Одним словом, невыносимо. Тогда он и подумал впервые о матери как-то по-другому. С Лялей и старшими Калашниковыми Саня в те времена изредка перезванивался, а когда накапливалось много новостей, то просто приезжал и сидел допоздна с тетей Лизой на кухне.
Потом он писал роман в Посаде и уже никому не звонил и не приезжал. Он тогда начитался самой современной французской литературы и попробовал, как приживутся эксперименты французов на русской почве. И тогда же начал переводить. То, что особенно нравилось. В молодости ему все было интересно. Впрочем, и сейчас тоже.