Холмс бросился на помощь другу, но Том успел раньше, потому что стоял ближе. Он прыгнул на графа сзади и чудовищным усилием, едва не порвав себе мышцы, сумел отодрать руки негодяя от глотки хрипящего доктора. Успех окрылил Тома. В конце концов, если крыльями может стать макинтош, то удача даст куску габардина сто очков форы! Завопив, как дикарь с острова Пасхи, Том попытался схватить графа в охапку. Так могучий грузчик не раз утихомиривал своего приятеля Джека О'Брайена, когда чертов ирландец, перебрав виски, пытался затеять драку. На вид Джек был куда как здоровее графа…
Что произошло дальше, Том не понял. Кажется, граф брезгливо передернул плечами – и безумный смерч завертел Тома, поднял в воздух, швырнул прочь, на груду битого кирпича. Падение едва не вышибло из Рэдклифа дух. Лежа на спине, он судорожно разевал рот, словно рыба, вытащенная на берег. Доктор Ватсон отлетел в противоположную сторону, но ему повезло больше: упал доктор не на кирпичи, а на спящих караульщиков.
Том слышал, что психи бывают очень сильными. Но не до такой же степени?! Или это потому, что граф не просто псих, а напрочь сумасшедший, как мартовский заяц? Тем временем граф обернулся к мистеру Холмсу, и Том не поверил своим глазам: вместо револьвера мистер Холмс держал в руках скрипку! Щека склонилась к деке, смычок коснулся струн, извлекая первые звуки. Ястребиный профиль мистера Холмса заострился до медальной чеканности. Хоть сейчас на монету, подумал Том.
На золотой соверен, вместо королевы Виктории!
Граф вздрогнул. Наверное, он терпеть не мог музыки, а скрипичной – в особенности. Качнувшись вперед, безумец уже был готов броситься на мистера Холмса, но смычок задвигался энергичнее, и граф остался на месте. Движения смычка завораживали; повинуясь касанию пучка конского волоса, туго натянутого на трость, взмывал к небесам, опадал и растекался по окрестным улицам голос старой скрипки – чистый и глубокий. Том лежал и слушал, как завороженный. Никогда в жизни молдонский грузчик не слышал музыки прекрасней! Уж на что папаша Лейзман был мастак веселить народ джигой и вгонять в слезы «Зелеными рукавами», но папаше ли тягаться с самим мистером Холмсом?
«Как в последний раз!» – подумалось Тому.
Музыка качалась лодкой на пологой зыби. Накатывала волнами прибоя, уверенной поступью приближающихся шагов. Над всем этим царила мольба, надежда на высочайшую милость. С графом творилось неладное: желая приблизиться к мистеру Холмсу, он словно двигался по колено в воде против ураганного ветра. Синюшное лицо исказила гримаса, при виде которой Тому захотелось перекреститься. Кто-то шел навстречу графу, мешая безумцу сдвинуться с места; кто-то молил небеса о чем-то, глубоко противном графу. «К Тебе взываю, – онемев, кричал Том Рэдклиф, в ужасе глядя на битву скрипки и безумца, – Господи Иисусе Христе! Прошу, услышь мои мольбы, даруй мне благодать Твою, не дай мне пасть духом…»