— Кому я такая нужна? — подавленно сказала Оля. Лица ее стало старым, некрасивым.
— Мне… Оленька, мне нужна…
— Нет прежней Оли… — хороня себя, тихо сказала она..
— Для меня есть! — закричал он. — В чем ты виновата? Ну скажи — в чем?
От крика проснулся мальчик, позвал: «Мама!» Лишь теперь в полной мере дошло до Жиленко то, что случилось.
— Как его зовут? — зачем-то спросил он упавшим голосом.
— Толик, — тихо, не поднимая головы и словно винясь, что осмелилась дать это имя, сказала она и раскутала ребенка.
У него опухли, посинели икры ног, бедра.
Жиленко спохватился. Да что же это он на самом деле?
Позвав хозяев, Анатолий жестами, малым запасом слов объяснил:
— Киндер — мильк, матери — брот…
Фрау заметалась, приговаривая:
— Гут, гут, герр офицер! Зер гут!
Толик впился в чашку с молоком, чмокал от наслаждения. Утолив голод, блаженно уснул. Оля сняла со своей головы полотенце, похожее на грязную тряпку. Жиленко сел на диван рядом с Олей, стал гладить ее поредевшие, с седыми прядями, волосы. Под этой лаской с лица ее словно смывало морщины, усталость, отчаяние, и она затихла, боясь шелохнуться, с наслаждением вдыхая запах пороха, пропитавшего его полушубок.
— Ты будешь с сыном ждать меня у мамы, в станице Староминской, на Кубани, — словно убаюкивая, говорил Анатолий.
Оля отпрянула:
— Не могу я туда! Понимаешь — не могу! В Акмолинск поеду…
— Нет, можешь и должна, — не принял возражений Анатолий, — мы потом вместе съездим к твоим родителям.
Он уже так решил. Твердо. Как умел принимать решения. Но Оля опять разрыдалась:
— Не могу!
— Но я люблю тебя, — уже сердясь, произнес Жиленко.
— Зачем я тебе такая нужна? — не веря в сказку и мечтая о ней, сказала Оля.
И опять, в какой уже раз, он спрашивал:
— В чем твоя вина? Ну скажи, родная, в чем?
Анатолий осторожно обнял ее, и Оля замерла у него на груди.
Из окошечка настенных расписанных часов выскочила кукушка, прокуковала несколько раз и юркнула в свой домик. Во дворе заржал конь, словно давая знать хозяину, что пора догонять дивизион.
Анатолий открыл плоскую потертую планшетку и на двойном листке ученической тетради в косую линию написал:
«Дорогая мама! — почерк у него крупный, с наклоном вправо. — Моя жена Оленька и наш сын Анатолий Анатольевич нуждаются в твоем добром участии. Мы уже на подступах к логову фашистского зверя. Возвращусь после окончания войны и заживем все вместе на славу».
Он на мгновение задумался: как написать слово «на славу» — вместе или раздельно? Мама, учительница русского языка, в стародавние времена журила его за недостаточную, по ее мнению, грамотность.