— С кем это вы на брудершафт пить собрались, батюшка? С Александрой Филатовной? Доброе утро всем! Что ж это вы без меня завтракать сели?
Тамара!
В платье голубом, воздушном, нитка жемчуга на шее; глаза радостные, на пол-лица распахнулись; ветер налетел — взвились волосы облаком подсвеченным, нимбом клубящимся… ни дать ни взять, ангел в гости явился!
Неужто и вправду — выздоровела?! Друц, ром ты хитрый, что ж ты за шутку на старости лет учудил?..
— Доброе утро, Томочка! — князь первым успел, за всех ответил. — А мы думали: ты спишь еще, будить не хотели. Садись рядом. Чаю налить? С вареньем?
И вот уже Шалва Теймуразович вокруг дочери суетится, чаю ей наливает, варенья кладет, вазочку с печеньем ближе пододвигает; а сам нет-нет — да и скосится мимоходом; поверить в свое счастье не может! да я бы и сама, небось, не поверила…
За всем этим и вопрос Тамарин насчет «брудершафта» потерялся, а отец Георгий сразу смекнул — сидит, помалкивает, чаем да крендельком причащается.
— …а что это за книжка у тебя, Томочка?
Мне и самой любопытно стало. Глянула, благо княжна недалеко уселась, книжку на стол рядом положила.
Г-н Папюс. «Рождение мага».
Как же, знаю-с! Видела у отца Георгия. Даже полистала однажды. Муть всякая: заклинания-инвокации, значки-руны, символы-иероглифы… Плюс рассуждения неудобовразумительные. И комментарии, к которым еще столько же комментариев требуется, чтобы хоть что-то понять.
Муть, она и есть муть.
— Про магию, папа. Он мне сказал: я теперь могу учиться. Теперь — могу. А у кого учиться — не сказал. Вот я и решила хотя бы книжку почитать…
— Кто — он, Томочка?
Голос у князя Джандиери по-прежнему ласковый, но лицо на глазах начинает твердеть, и сразу становится ясно, что это — уже совсем другой Джандиери. Господин полковник. Облавной жандарм. При исполнении. Даже страшно: никогда раньше не видела, чтоб у него лицо так менялось!..
Ответить Тамара не успевает: со стороны заднего двора раздается оглушительный лай Трисмегиста. И не заливистый, радостный, когда пес своих встречает: раздельный, отрывистый, требовательный. Гав! Гав! Гав-гав! Ясно, как день: «Я! Его! Пой-мал!»
Кого?!
И князь на полуслове осекся. Он пса своего знает, как облупленного. Ишь, сразу:
— Прошу прощения, дамы и господа. Мне надо отлучиться.
Это он уже на бегу бросил. Ох, и горазд князь бегать, даром что в летах! Нет, была б я не в тягости, я б за ним поспела. А так мне бегать не с руки. И о ребенке (о двойне, если Духу верить?) вовремя вспомнила: не выйдет у рыбы-акульки сейчас по кустам гасать. Феденька меня — под руку, пошли мы с ним вслед за князем. Быстро, конечно, пошли, но не так, как хотелось бы. К месту самыми последними поспели.