– Мутти! Мутти! – несется голос.
Определили теперь солдаты. Детский плач шел от моста. Не видно ребенка. Камнями от наших, видать, прикрыт.
Вышел вперед сержант Масалов, подошел к командиру:
– Разрешите спасти ребенка.
Подождал командир минуту. О чем-то подумал:
– Разрешаю, сержант Масалов.
Прополз Масалов через площадь к мосту. И сразу же затрещали фашистские пулеметы, забили мины по площади. Прижался солдат к асфальту, ползет от воронки к воронке, от камня к камню.
– Мутти! Мутти! – не утихает голос.
Вот полпути прополз Масалов. Вот две трети. Осталась треть. Поднялся он в полный рост, метнулся к мосту, укрылся от пуль под гранитной стенкой.
Потеряли солдаты его из вида. И голос ребенка утих. И солдата не видно.
Прошла минута, вторая… пять. Волноваться солдаты стали. Неужели смельчак погиб? Неужели погибла девочка?
Ждут солдаты. С тревогой в сторону моста смотрят. И вот увидели они Масалова. Шел от моста солдат. Нес на руках немецкую девочку.
– Жив! – закричали солдаты. – Жив!
Раздалась команда:
– Прикрыть Масалова огнем.
Открыли огонь солдаты. Гремят автоматы, строчат пулеметы. Ударили пушки – словно салют солдату.
Пришел Масалов к своим. Принес немецкую девочку.
Оказалось, убили фашисты у девочки мать. Перебегала вместе с девочкой площадь, наверное, женщина. Вот и попала под взрыв, под пули.
Держит девочку Масалов. Прижалась она к солдату. Года ей три. Не больше. Прижалась, всхлипывает.
Обступили бойцы Масалова. На девочку смотрят. Пытаются чем-то от слез отвлечь. На пальцах козу показывают:
– Идет, идет рогатая…
Посмотрела девочка на солдат. Казалось, хотела было сильней заплакать. Да вдруг взяла и улыбнулась солдатам девочка.
Отгремела война. В Берлине в одном из красивых старинных парков советским солдатам, всем тем, кто спасал и наш и немецкий народ от фашистов, был установлен памятник.
Холм. На холме пьедестал гранитный. На граните фигура солдата. Стоит он со спасенной девочкой на руках.
Не думал солдат, не ведал. А вышло – бронзой поднялся в небо.
Их дивизия пробивалась к рейхстагу. Рейхстаг – главное правительственное здание фашистской Германии.
Впервые слова про топор Степан Рудокоп услышал во время штурма Зееловских высот. Притормозилось чуть-чуть наше тогда наступление. Фашисты на высотах зарылись в землю, мы штурмовали, наступали с равнины, с открытого места.
– Скорей бы уж прорваться, – бросил кто-то из наших солдат.
Вот тут-то Степан Рудокоп услышал:
– Дай срок. Топор своего дорубится.
Повернулся Рудокоп на голос. Видит: солдат, артиллерист. Другие, что рядом с ним, – молодые. А этот старый. Точнее, пожилой уже был солдат. В морщинках лицо. С усами.