То не буря гуляет по полю, а ведьмы и разные чудища пустились в сказочный перепляс. То не ветер треплет полы кафтана, а вурдалаки хватают Гришатку за руки и ноги. Присвистнула, пронеслась в ступе Баба-яга. Помелом провела по лицу Гришатки.
– Господи праведный, помоги. Не оставь, – шепчет мальчишка. – Геть, геть, нечистая сила!
Где-то взвыла волчица. Оборвалось Гришаткино сердце. Покатилось мячиком вниз. Повалился мальчонка на землю. Щеки в ладошки. Носом в сугроб. Не шелохнется.
Навевает метель на Гришатку горынь-пелену, словно саваном укрывает.
Встрепенулся мальчишка. Голову вскинул, ногами в землю, тело пружиной вверх.
И снова идет Гришатка. Снова ветер и снег.
– А-ау! А-ау! – срывается детский голос. Покидают силы Гришатку.
И вдруг – присмотрелся мальчонка: у самого носа снежный бугор – неубранный стог залежалого сена.
– У-ух! – вырвался вздох у Гришатки.
Вырыл мальчишка в стоге нору. Залез. Надышал. Согрелся. Заснул, засопел Гришатка.
Проснулся Гришатка от шума человеческих голосов. Кто-то тронул мальчика за руку.
Открыл Гришатка глаза. Стог разворочен, рядом солдаты.
– Малец, гляньте – малец!
– Ну и дела!
– Откуда ты? – загомонили солдаты.
Подошел офицер.
– Мы его вилами, ваше благородие, чуть не пришибли, – доложили солдаты.
Был ранний рассвет. Буря утихла. Глянул Гришатка: солдаты с вилами, рядом телеги. Одна, вторая, до сотни телег. Слева и справа по полю стога. За стогами – ба, совсем рядом ров и вал Оренбурга!
Заплутал Гришатка в темноте и по вьюге, закружился в степи, думал, что ушел далеко, а выходит, заночевал у самого города.
Ночью же за сеном явились солдаты.
Вот и попался Гришатка.
Привезли мальчика назад в Оренбург, доложили Рейнсдорпу.
– Бежал, – набросился губернатор.
Чует Гришатка беду. Стал что есть сил и ума изворачиваться.
– В ров я сорвался.
– Сорвался?!
– На вал я, на бревна полез, – зачастил Гришатка. – Уж больно схотелось на степь посмотреть… А ветер как дунет. Легкий я, ваше сиятельство. Не удержался… Вот и шишку набил, – повернул мальчик к генералу затылок.
Смотрит генерал – верно, шишка.
– Дурной, как есть дурной твой голова, – произнес губернатор, однако не так уж строго.
Распорядился он всыпать Гришатке плетей и бросить в подвал на пятеро суток. Этим дело и кончилось.
Врезал дед Кобылин по тощей Гришаткиной спине, приговаривал:
– К разбойнику надумал бежать. К нему, к злодею. Меня не обманешь. Вот, вот тебе за государя, вот тебе за императора.
Поклон от Савелия Лаптева
Сидит Гришатка в подвале. День. Второй. Третий.
– Не убежал, не убежал, – сокрушается мальчик. – Эх, как там царь-батюшка. – И думы одна страшнее другой пугают Гришатку: – Убил, убил, зарезал его колодник.